Ребекка с фермы «Солнечный ручей» - страница 36

стр.

Перебрав свои детские «сокровища» в поисках средства наказания, Ребекка остановилась на куске волосяной ткани и пуговице, которую она решила носить в туфле, но то и другое пришлось отвергнуть. Власяница куда-то подевалась, а пуговица в башмаке могла привлечь внимание «аргусоподобной» тети, и, кроме того, ношение пуговицы создавало препятствие для активной деятельности, а ведь Ребекке надо было многое делать по хозяйству да еще проходить целую милю до школы и милю обратно.

Ее первый опыт мученичества не увенчался успехом. Она решила наказать себя, пропустив концерт в воскресной школе — Ребекка любила эти торжества, потому что не было у нее более заманчивого времяпрепровождения. Но в результате ее неявки двое ребят, которых она попросила ее заменить (Ребекка всегда знала чужие роли и подсказывала с места исполнителям), позорно провалились.

Потом читали по очереди Ветхий Завет, передавая книгу по рядам. И последовал новый сокрушительный удар, когда главу Книги Царств, где упоминались «хелефеи и фелефеи», выпало читать самому косноязычному из присутствующих.

Одним словом, Ребекка поняла, что наказание, чтобы быть действенным и не причинять вреда другим, должно начинаться дома и оканчиваться тоже дома. Ребекка сидела у окна и оглядывала комнату. И вдруг ее осенило. Ей надо уничтожить какую-то милую ее сердцу вещь. Но что же? И она придумала: это будет ее любимый розовый зонтик. Забросить его на чердак на съедение мышам? Но нет, рано или поздно она может проявить слабость и взять его оттуда. Изломать на куски? Нет, это выше ее сил. Она переводила взгляд с зонтика на яблоневые ветки. И вдруг увидела колодезный сруб. Вот! Она пойдет и утопит в колодце самое любимое из всего, что у нее есть.

Задуманное было незамедлительно исполнено. В темноте девочка прокралась к парадному крыльцу, добралась до места жертвоприношения, подняла крышку колодца, невольно содрогнулась всем телом и с размаху бросила зонтик вниз. В эту минуту самоотречения она успела сравнить себя с теми язычницами, которые бросали любимых чад в Ганг на съедение крокодилам.

После этого она крепко заснула и проснулась в бодром настроении. Ребекка почувствовала себя посвященной в некую тайну. Но когда после завтрака она попробовала набрать воды из колодца, то увидела, что ведро не поднимается. Девочка сказала об этом тетушкам, а сама побежала в школу. Настроение у нее было возвышенное и приподнятое.

Абиджа Флэг, вызванный осмотреть колодец, поднял крышку, нашел причину неисправности и с помощью другого соседа успешно ее устранил. Дело оказалось в том, что ручка зонтика зацепилась за кольцо цепи; при первой попытке поднять ведро «жертва» от нажатия раскрылась и ее жесткие ребра уперлись в колодезные стенки. Нет нужды говорить, что никакой ловкий озорник или злоумышленник, действующий под покровом тьмы, ни за что не проделал бы такой трюк. Это сделало бедное дитя — одним взмахом руки.

Ребекке, что называется, припертой к стене, пришлось признаться и открыть причину, повлекшую за собою расправу над «бестолковой игрушкой». И выслушать затем обвинительное слово:

— Ты, конечно, уже большая, Ребекка, и я как не могла, так и не могу тебя высечь. Но уж если ты решила, что мало наказана за свои проделки, то вполне могла бы обратиться ко мне и я бы добавила что-нибудь еще к твоему наказанию. Пусть я не такая хитрая, как другие, но уж я наверняка что-то придумала бы, не навлекая при этом наказания на всю семью, которой теперь придется пить воду с шелковыми розовыми нитками и осколками слоновой кости.

Глава XIII. «Белоснежное» и «розовое»

В канун Дня Благодарения дела у Симпсонов шли из рук вон плохо. С самого своего зарождения семья эта отчаянно бедствовала и постоянно пребывала в неуверенности относительно завтрашнего дня, теперь же ее положение окончательно пошатнулось.

Власти Риверборо прилагали все усилия к тому, чтобы возвратить заблудившееся племя на землю праотцов, руководствуясь здравой мыслью, что заботиться об их пропитании должен их родной город, а не место случайного пристанища. Решено было помогать лишь до тех пор, пока дети не подрастут и не будут готовы сами заботиться о хлебе насущном.