Ребекка с фермы «Солнечный ручей» - страница 71

стр.

Ребекка ничего не знала о денежных затруднениях своих тетушек, но ей все чаще бросалось в глаза, что они на всем экономят, от всего урезывают, во всем себе отказывают. Мяса и рыбы покупали с каждым днем все меньше. Прежде хозяйки два дня в неделю целиком посвящали стирке, уборке и починке, а теперь этот хороший обычай был предан забвению. Зато много времени уделялось чистке и отделке старомодных шляп, приготовленных уже на выброс. Прекратились регулярные поездки на церковные службы и в Портленд. Экономия во всем дошла до самого крайнего предела. Да, угрюмость и неуступчивость Миранды уничтожили в ней последние признаки женственности, зато она ни разу она не позволила себе сказать в лицо Ребекке, что та ее обременяет. Так что Ребекка разделяла домашнее горе лишь в том отношении, что ей приходилось донашивать старые платья, шляпы и жакеты, не питая никаких надежд на обновление своего гардероба.

На Солнечном ручье тоже весь год неприятности сменяли одна другую, как на страницах длинного романа с продолжениями. Картошки накопали совсем мало, на ветках висело по два яблока — лето выдалось неурожайное. Аурелия страдала приступами головокружения, а Марк сломал ключицу. У него это был уже четвертый перелом, и Миранда мрачно пошутила, что благодаря Марку она узнала все кости в человеческом скелете. Залог, подобно вампиру, высасывал все соки из рэндалловской фермы, и впервые за четырнадцать лет за семьей был записан невыплаченный долг — пятьдесят восемь долларов.

Единственным светлым пятном среди беспросветного мрака явилось обручение Ханны с Уиллом Мелвиллом. Земли этого молодого фермера примыкали к владениям Рэндаллов, он был один на белом свете и сам себе хозяин. Ханна была так поглощена приготовлениями к свадьбе, что уже не вникала, как прежде, в тревоги матери. Она принадлежала к тем натурам, которые проявляют благородство, пока существуют препятствия, а когда все идет благополучно, они портятся и вырождаются. Ханна приехала на неделю погостить в кирпичный дом, и Миранда, делясь своими впечатлениями с Джейн, сказала, что девица показалась ей черствой, скрытной и очень себе на уме. «Она вся в Сьюзен Рэндалл, просто вылитая Сьюзен, — язвительным тоном говорила Миранда. — Все ее мечты теперь о Темперансе. Если кто-то освободит Аурелию от бремени, то не она и не мистер Мелвилл, а Ребекка или мы, грешные».

Глава XXIV. Аладдин трет лампу

— Вашему материалу под названием «Дикие цветы Уорехама» дана положительная оценка, мисс Перкинс, и он будет вскоре опубликован в «Кормчем», — выпалила Ребекка, врываясь в комнату, где Эмма Джейн занималась рукоделием. — Я собиралась на чай к мисс Максвелл, но решила прийти домой, чтобы тебе сообщить.

— Ты шутишь, Бекки! — дрогнувшим голосом произнесла Эмма Джейн, поднимая голову от своей работы.

— Нисколько. Главный редактор ознакомился со статьей и нашел ее весьма поучительной. Она появится в ближайшем номере.

— Это не в том ли самом, где твое стихотворение про золотые ворота, которые закроются за нами, когда мы окончим колледж? — Эмма Джейн, затаив дыхание, ожидала ответа.

— Именно так, мисс Перкинс.

— Ребекка! — воскликнула Эмма Джейн, словно перед лицом грядущей трагедии, которую она не сможет пережить. — Я не знаю, как я это вынесу. Если со мной что-то случится, похорони этот номер «Кормчего» вместе со мной… Ах, если бы мне можно было поселиться вместе с тобой в каком-нибудь маленьком домике, когда мы вырастем, — я бы делала всю домашнюю работу, и готовила бы, и переписывала твои стихи и рассказы, и относила бы их на почту. И тебе ничего не надо было бы делать — только писать. Вот было бы здорово!

— Это в самом деле было бы чудесно, но я дала обещание Джону, что буду у него домоправительницей.

— Но он только через много лет сможет обзавестись собственным домом, ведь так?

— Нет! — печально вздохнула Ребекка, села к столу и опустила голову на руки. — Этого не будет, пока мы не погасим проклятые долги по залогу. Раньше нам, по крайней мере, удавалось перезаложить, а с этого года начинают набегать проценты.

Она придвинула к себе лист бумаги и долго что-то писала, то и дело исправляя и зачеркивая. Потом громко прочла: