Ребекка с фермы «Солнечный ручей» - страница 76
Ребекка продекламировала эти стихи и никак не могла вспомнить, чьи они.
— Ах, если бы я умела говорить и так мыслить, как вы! — вздохнула она. — Боюсь, никогда я не буду настолько образованной, чтобы стать настоящей писательницей.
В первую очередь беспокоиться надо не об этом, — возразила мисс Максвелл. — Мы не понимаем всю глубину человеческой натуры, не ощущаем всей красоты окружающего мира, мы не сострадаем людям и поэтому не умеем читать в их сердцах, наша способность изображать вещи не поспевает за ходом наших мыслей — и есть еще тысячи вещей, более важных для писателя, нежели мудрость, почерпнутая из книг. Эзоп был греческим рабом, не умевшим даже записать свои бессмертные басни, но его читает весь мир.
— Я этого не знала, — со слезами в голосе проговорила Ребекка, — я вообще ничего не знала, пока не встретила вас.
— Ты еще даже не окончила колледж, однако порой и самые знаменитые университеты не могут сделать мужчину мужчиной, а женщину — женщиной. Когда я стремилась поехать учиться за границу, я все время помнила о том, что существовали три великие школы в Афинах и две в Иерусалиме, но учитель всех учителей вышел из Назарета, маленького местечка, неизвестного в большом мире, где вершились великие дела.
— Мистер Лэд говорит, что вы пропадаете в Уорехаме, — задумчиво проговорила Ребекка.
— Он не прав. Мой талант невелик. С другой стороны, всякий талант пропадает, если мы зарываем его в землю. Это можно сказать и о твоих дарованиях, Ребекка. Не обязательно, чтобы тебя восхваляли, но кто-то должен выслушать, ободрить, оценить — и оспорить, укорить, если надо. А иначе чаша, наполненная до краев, омывает лишь землю вокруг себя.
— Вы читали книгу «Розы — цветы счастья»? — немного помолчав, спросила Ребекка.
— А где ты ее видела?
— В библиотеке. Я только прочла название на корешке.
— Ну, я-то читала эти слова не на корешке, а в самом тексте. Это слова Эмерсона. Боюсь, тебе пока трудно понять их, Ребекка. А объяснить их смысл, пожалуй, просто невозможно.
— Все же постарайтесь объяснить, мисс Максвелл, — взмолилась Ребекка. — Если я изо всех сил напрягу мозги, то, может быть, что-то до меня дойдет.
— В нашем земном существовании — этом полном страданий царстве времени и случайности — всем правят Забота, Болезнь и Скорбь. Однако в нем также присутствует мысль об Идеале, о Радости Бессмертия, о Розе Счастья, окруженной музами поэзии, — пыталась пересказать близко к тексту мисс Максвелл.
Ребекка повторила это почти слово в слово, а потом сказала:
— Не хочу хвастать, но мне кажется, что я поняла. Наверно, поняла не все, потому что он пишет и мыслит сложно и как будто на что-то намекает, но все-таки многое я понимаю. Словно призрачный всадник пронесся мимо меня на коне. Его нельзя уловить взглядом, но все же чувствуешь его присутствие. Так я и назову свое сочинение: «Розы — цветы счастья». Я еще не придумала ни начала, ни середины. Но в конце будут стихи.
А теперь давайте я укрою вас шалью, дам вам вот эту подушку — она так вкусно пахнет хвоей, а пока вы будете спать, я пойду на берег и напишу для вас волшебную историю. Мне кажется, что существует мир предположений. В нем все принадлежит будущему. Что-то сбудется, а что-то нет. А что-то воплотится в действительность еще при нашей жизни. И тогда вы достанете из письменного стола эту маленькую сказку и вспомните Ребекку.
«Почему юным существам так нравится браться за дела, которые по плечу только большим мыслителям? — думала мисс Максвелл, пытаясь заснуть. — Что их увлекает в первую очередь: грандиозность самой задачи или желание попробовать силы на чем-то большом? Бедные маленькие невежды, как хочется им направить к звездам свои игрушечные поезда! А моя маленькая невежда очень мило смотрится со своим новым зонтиком…»
Однажды в один из тех холодных весенних дней, когда природа и фасоны одежды навевают на нас невеселые мысли, Адам Лэд шел по улице Бостона. Неожиданно его взгляд остановился на ярко-розовом зонтике, развернутом в витрине одного из магазинов. Этот зонтик обращал на себя внимание многих, напоминая о том, что холода рано или поздно кончатся и наступит лето. Адаму этот зонтик напомнил цветущую яблоню. Сквозь белую льняную изнанку струился ярко-розовый свет, по краю бежала пушистая каемка кремовых и розовых тонов, а рукоятка была зеленого цвета. Глядя на зонтик, Адам сразу вспомнил одно из признаний Ребекки — о том, как маленький розовый зонтик, посланник европейской моды, оказался случайно занесен в ее бедное детство, как восторгалась она этим хрупким украшением и какой трагический, жертвенный конец был ему уготован.