Рецепт на убийство - страница 2

— Вы что-нибудь смыслите в искусстве кулинарии, господин Мирон?

— Не забывайте, я парижанин.

— А в искусстве любви?

— Как я уже говорил, я парижанин.

— В таком случае, — она глубоко вздохнула, и грудь ее приподнялась, — заявляю вам, что я, Гортензия Евгения Виллеруа Вессер Шалон постепенно и преднамеренно умерщвляла моего первого супруга, господина Вессера, пятидесяти семи лет, а также своего второго супруга, месье Шалона, шестидесяти пяти лет.

— У вас, без сомнения, была на то какая-то причина?

Что это — сон? Или безумие?

— Я вышла замуж за месье Вессера по принуждению семьи. Я была уже далеко не девочка и через две недели поняла, что месье Вессер — свинья, свинья с ненасытным аппетитом. Он был неотесанным мужланом, инспектор, грубияном, хвастуном, который обворовывал бедных и обманывал простодушных, да к тому же еще и обжора с нечистоплотными манерами — короче говоря, были все пороки преклонного возраста, но начисто отсутствовали присущие зрелости мягкость и достоинство. И, как следствие этого, у него был слабый желудок.

Инспектор кивнул. Он ознакомился с делом месье Вессера еще в Париже и получил примерно такую картину.

— А месье Шалон?

— Он был старше — так же, как и я, когда выходила замуж за него.

— У него тоже был слабый желудок? — с мягкой иронией поинтересовался инспектор.

— Естественно. Лучше сказать, со слабой волей. Может быть, не столь груб, как Вессер. Но по сути своей, возможно, хуже, потому что здесь у него было много знакомых среди немцев. Зачем они так лезли из кожи вон, чтобы у нас были самые лучшие, самые недоступные продукты и тонкие вина, когда дети на улицах падали в обморок от голода? Может быть, я и убийца, инспектор, но прежде всего я француженка. Поэтому я без всяких угрызений совести решила для себя, что Шалон должен умереть так же, как умер Вессер.

Очень спокойно, чтобы не прервать нить ее рассказа, инспектор спросил:

— Как, мадам Шалон?

Она повернулась к нему. На лице играла улыбка:

— Скажите, вам знакомы такие блюда, как «индейка, фаршированная каштанами»? Или «котлеты де-воляй из дичи по-индийски»? Или «бифштекс из вырезки на сухариках»? Или «омлет-сюрприз по-неаполитански»? Или «наваристый суп а-ля Багратион»? Или «баклажаны по-турецки»? Или «заливное из куропаток под соусом бельвю»? Или?..

— Достаточно, мадам Шалон! Я и голоден и пресыщен одновременно. Какое богатство блюд! Какое…

— Вы интересовались моими методами, инспектор Мирон. Я воспользовалась этими блюдами и еще сотней других. И в каждое из них мною было вложено немного… — она внезапно замолчала.

Инспектор Мирон невероятным усилием воли заставил не дрожать руку, в которой была рюмка дюбонне.

— Вами было вложено немного чего, мадам Шалон?

— Вы проводите расследование. Вы знаете, кем был мой отец.

— Жан-Мари Виллеруа, шеф-повар высочайшего класса, непревзойденный ученик несравненного Эскофье. Его называли единственным достойным учеником Эскофье.

— Да, и перед тем, как мне исполнилось двадцать два года, мой отец незадолго до своей смерти признался, что за исключением одной незначительной мелочи — это касается тушения мяса, — ему было бы не стыдно считать меня равной ему по классу.

— Очень интересно. Я преклоняюсь перед вашим искусством.

Инспектору Мирону с трудом удавалось совладать с своими нервами: его удивляла способность этой женщины говорить о не относящихся к делу вещах.

— Но вы сказали, что в каждое из этих несравненных блюд вы вложили немного… чего?

Мадам Шалон повернулась к нему спиной. «У нее красивые плечи, — заметил он, — талия тоже не так уж плоха, а бедра просто восхитительны». Глядя на море, она произнесла:

— Всего лишь капельку своего искусства — и ничего более, инспектор. Искусства Эскофье или Виллеруа. Разве такие люди, как Вессер или Шалон, могли перед ним устоять? Три или четыре раза в день я кормила их самыми разнообразными и изысканными блюдами. Я заставляла их есть до отвала, спать и снова есть, заставляла их пить много вина, чтобы они снова могли есть еще и еще. Странно даже, что они и столько-то прожили, куда уж дольше!

Тишина напоминала доносящееся издалека тиканье часов.