Река - страница 4
Плыл Васька, закрыв глаза. Вдох-выдох… Вдох-выдох… Но вот руки его вошли в густой ил. Подтянув колени к груди, Васька встал и отчетливо услышал смех Алексеева Гоги.
Берег был забит свиньями.
Множество свиней ворошилось на берегу в грязи, измесив ее в жижу. Они поднимали вверх изумленные острые рыла, морщили пятачки, выдувая из ноздрей воду, и, сощурившись, разглядывали солдата, а разглядев, радостно голосили и хрюкали.
Оглушенную у моста рыбу река прибила сюда: свиньи стояли в мелкой прогретой воде — жрали ее.
Что же касается взгляда со стороны, то Василий Егоров видел босого парня в солдатском обмундировании, поджимающего пальцы ног от брезгливости. Когда он поджимал пальцы, опасаясь коснуться дохлых рыбин, черная грязь выстреливала между ними со звуком плевка.
Васька побрел к высокому берегу, крутому и светлому. Он загрузал по колена в илистой жиже. Распихивал свиней прикладом. Свиньи не торопились уступать ему дорогу, но и не огрызались, некоторые даже подходили, подставляли бок — поскреби, мол. Васька перелезал через них, упирался руками в жирные зады и загривки: свиньи были матерые, разнеженно-смирные. На одну, осевшую в грязь по самые уши, он даже присел, устав.
Васька Егоров взобрался на крутой песчаный откос.
От солнечной полукруглой поляны на берегу лучами расходились аллеи роскошного старинного парка.
Сбоку поляны стояла широкая мраморная скамья. Из-за нее с невысокой стройной колонны улыбался чернокаменный эфиоп с бежевыми мраморными белками.
— Отвернись — сказал Васька Егоров.
На той стороне реки распластался город черных тесовых крыш — большая деревня с фарфоровым заводом и спичечной фабрикой. Но самым значительным сооружением была сейчас в этом городе водонапорная башня. Она стояла над суетой, потому что все уже не имело цены.
И тихо было, так тихо…
Васька глядел на просторный край захваченной немцем земли и чего-то не понимал, чего-то простого.
Река внизу была лилового цвета. Муть отошла. Проплыла золотая солома. Цвет реки настоялся крепкий.
И небо над ним уже не было той высью, куда стремится мальчишья душа.
И тихо было…
В городе, на той стороне реки, тесовые крыши стали вспучиваться, трескаться, из-под них пробилось пламя и дым. Черный дым поднимался в безветрии прямым столбом в том месте, где железнодорожная станция. Значит, там идет бой. Значит, и Егоров Васька там должен быть, а не здесь, на скамье мраморной, под застывшей улыбочкой каменного эфиопа.
Мычала, страдая, недоенная корова где-то за рекой, и крик ее был мучителен.
Пройдя аллеей лип, старых, с черными могучими стволами, Васька вышел на площадь, мощенную невероятно крупным булыжником. Сколько нужно было перебрать камней, чтобы найти такие вот — почти плиты Зачем? А затем, что площадь эта становится дивной после дождя, когда цвет камня проявляется в полную силу, когда мускулы камня лоснятся, отполированные древней тяжестью многоверстных льдов: сиреневые, коричневые, серо-зеленые. И голубой отсвет неба стынет между камнями в лужицах.
И здесь, сбоку площади, за широкой каменной скамьей, стоял чернокаменный эфиоп с ямочками на щеках.
Здесь усадьба какого-то там вельможи где-то… — Ваське Гога Алексеев рассказывал. Мысль отыскать дворец, полюбоваться им, а может, и внутрь зайти, вплыла в его голову и тут же выплыла — Васька разглядел магазин Сельпо, густо крашенный зеленым и потому не сразу бросившийся в глаза, а про дворец забыл.
В магазине было прохладно.
Возле полок с вином стоял старик, похожий на плотный, но все же прозрачный сгусток теней. Задрав седую зеленоватую голову и как бы вспархивая над полом, старик читал:
— Мадера. Малага. Пи-но-гри…
— Здравствуйте, — сказал Васька Егоров с настойчивой бодростью, происходящей от вины, которую хочется скрыть.
— Здравствуй, здравствуй, — ответил старик, не изменив интонации, и продолжал в строку: — Кю-ра-со. Бенедиктин. Абрикотин… Это что же, все для питья? — Он повернулся к Ваське, и в его седых волосах зажглись разноцветные искры.
— Вина и фирменные ликеры, — объяснил Васька городским голосом.
— Страсти Господни Сколько годов товар тут беру, и мыло, и соль, и гвозди, а, слышь, все недосуг было голову-то задрать. — Старик задумался, потер переносицу. — Могёт, к открытию подвезли? Могёт… Магазин-то куда там с месяц — с после Первого мая все на ремонте стоял. Ишь ты, к самой поре управились.