Реки Вавилона - страница 6

стр.

Один из палестинцев — Сабах Хаббани — поднялся с земли, прошел на гребень холма и посмотрел вниз на равнину. Если немного повезет и если Аллах пошлет им восточный ветер, мины смогут достичь аэропорта. Им удастся выпустить по главному зданию аэропорта и по стоянке самолетов шесть бризантных и шесть фосфорных мин.

И, словно в ответ на его мысли, в спину ему ударил порыв жаркого ветра. Сосны закачались, издавая запах смолы. Это налетел хамсин[3].


Занавески бились о жалюзи в квартире на третьем этаже в Герцлии. Одна из жалюзей с громким треском закрылась. Бригадный генерал ВВС Тедди Ласков сел на кровати и сунул руку в ящик ночного столика. При тусклом свете, струившемся из окна, он увидел, что жалюзи захлопнулись от ветра, и снова лег, не отнимая руку от автоматического пистолета 45-го калибра. Жаркий ветер заполнил маленькую комнату.

Простыня рядом с ним зашевелилась, и из-под нее высунулась голова.

— Что случилось?

Ласков покашлял.

— Задул шарав, — ответил он, назвав хамсин так, как он звучал на иврите. — Пришла весна. Приближается мир. Что могло случиться? — Генерал убрал руку от пистолета, нашарил в ящике сигареты и закурил.

Простыня вновь зашевелилась. Мириам Бернштейн, заместитель министра транспорта, наблюдала за мерцавшим кончиком сигареты Ласкова, делавшего короткие и резкие затяжки.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

— Прекрасно. — Генерал оперся на руку и посмотрел на Мириам. Он различал под простыней все изгибы ее тела, но лицо женщины наполовину утонуло в подушке. Ласков включил ночник и отбросил простыню.

— Тедди. — В голосе Мириам прозвучало легкое недовольство.

Он улыбнулся.

— Я хочу посмотреть на тебя.

— Ты и так уже насмотрелся. — Она потянула простыню на себя. Но Тедди вновь отбросил ее. — Мне холодно, — пожаловалась Мириам и свернулась в комочек.

— Но здесь тепло. Неужели ты не чувствуешь?

Мириам что-то раздраженно буркнула и грациозно вытянула руки и ноги.

Ласков посмотрел на ее загорелое обнаженное тело. Его рука медленно поднялась по ее ноге, погладила густые волосы на лобке и остановилась на груди.

— Чему ты улыбаешься?

Мириам потерла глаза.

— Я думала, это был сон. Оказывается, нет.

— Ты имеешь в виду конференцию? — Тон, которым был задан вопрос, выдал его раздражение.

— Да. — Мириам накрыла своей ладонью руку Тедди, вдохнула ароматный воздух и закрыла глаза. — Чудо свершилось. Сейчас ситуация совсем не та, что в семидесятых годах. Мы вступили в новое десятилетие, и теперь израильтяне и арабы готовы сесть за стол переговоров и заключить мир.

— Поговорить о мире.

— Не будь таким скептиком. Нельзя с этого начинать.

— Лучше с самого начала настроиться скептически. Тогда не будешь разочарован результатом.

— Но ведь надо попытаться.

Тедди посмотрел на Мириам.

— Разумеется.

Мириам улыбнулась.

— Мне надо вставать. — Она зевнула и снова потянулась. — У меня назначена встреча за завтраком.

Ласков убрал руку с ее груди.

— С кем? — невольно вырвалось у него.

— С одним арабом. Ревнуешь?

— Нет. Спрашиваю только из соображений безопасности.

Мириам рассмеялась.

— С Абделем Маджидом Джабари. Он мой главный советчик. Знаешь его?

Ласков кивнул. Джабари был одним из двух арабов — членов израильского кнессета, отправлявшихся на мирную конференцию.

— А где?

— В кафе «Майкл» в Лидде. Так я опоздаю. Можно я оденусь, генерал? — Мириам улыбнулась.

Но Ласков отметил про себя, что улыбался только ее рот, а темные глаза оставались спокойными. Ее крупный рот с полными губами мог выражать весь спектр человеческих эмоций, тогда как глаза просто внимательно наблюдали. Замечательные глаза, потому что они абсолютно ничего не выражали. Сквозь них нельзя было проникнуть в ее душу. Она не хотела, чтобы кто-то знал, что видят эти глаза.

Тедди протянул руку и погладил ее длинные, густые черные волосы. Без сомнения, она была необыкновенно хороша, но эти глаза… Он заметил, как от его поглаживания Мириам поджала губы.

— Ты когда-нибудь улыбаешься по-настоящему?

Мириам поняла, что он имеет в виду. Она уткнулась лицом в подушку и пробормотала:

— Может быть, буду, когда вернусь из Нью-Йорка. Может быть, тогда.