Ректор по семейным обстоятельствам - страница 11
Пока прислуга занималась бельем, я лениво наблюдала за переполохом в парке под окнами. Десяток светляков заливал поляну ярким светом, и обзор был лучше, чем из королевской ложи в театре – все как на ладони. Первыми, разумеется, прибежали дежурные студиозы. Будущая целительница, выбирающаяся задом наперед из колючих кустов, вызвала взрыв громового хохота. Следом прискакала профессор Карна в цветастом халате поверх ночнушки. Она зрелище не оценила, и ее возмущенные вопли перебудили тех, кто не успел проснуться от визга падающей девчонки и гогота зрителей. Окна общежития напротив вспыхивали одно за другим, через подоконники перевешивались полуодетые студиозы… Сообразив, что через несколько минут любопытная толпа наплюет на правила и выплеснется посреди ночи в темный парк, Карна подцепила всклокоченную виновницу торжества под локоток и повела к корпусу преподавателей.
Отсмеявшись, я закрыла окно и вернулась в кабинет. Сна не было ни в одном глазу. Нет, все это, конечно, безумно весело, но на тракте-то гораздо веселее. Да и вряд ли каждый вечер ко мне будет вваливаться очередная дура, чтобы не дать госпоже ректорше заскучать окончательно.
Плюнув на здоровый сон, я поднялась. Отправлюсь-ка я все-таки в трактир: знакомство с первым студиозом стоит отметить. Хорошо, что мне положен личный портал. Можно не тащиться коридорами, набитыми растревоженными преподавателями и духами.
Полчаса спустя мое высочество уже восседало за обшарпанным столом в трактире «У наемника» с кружкой вина.
«Вот оно, счастье», – подумала я, и в то же мгновенье едва не воткнулась носом в упомянутую кружку, получив увесистый шлепок между лопаток.
– Рагетта! – рыкнул смутно знакомый голос у меня за спиной. – Куда пропала, бродяга?
Только один человек, если можно так назвать отпрыска гнома и тролихи, приветствовал меня таким образом.
– Крупп… – проворчала я, медленно оборачиваясь. – Я тебя в прошлый раз предупреждала?
Искра сорвалась с ногтя синей молнией, и полугном взлетел под потолок, с хохотом размахивая длинными ручищами. «На полпальца не достал, паршивец, – успела подумать я, отшатнувшись от лопатообразной пятерни, мелькнувшей перед самым носом. – Хороша была бы ректорша с фингалом…»
– Я тебя предупреждала, что об меня чесать кулаки нельзя?
– Дык я ж со всем почтением, госпожа магичка, – гоготал он. – Легонечко, как котенка погладил!
Завсегдатаи застучали кружками по стойке:
– Так его, Рагетта! Допрыгался, остряк хренов!
Крупп, несмотря на неудобную позицию, метко засветил особо ретивому крикуну своей опустевшей кружкой, предварительно гигантским глотком допив то, что еще не успело пролиться на посетителей внизу.
– Рагетта, – проворчал хозяин, неодобрительно посмотрев на расколовшуюся о чугунную башку наемника посудину, – за бой я с тебя спрошу. Крупп со вчерашнего дня и так в долг пьет.
– Да ладно тебе, Адам. От одной кружки не обеднеешь. Ты их связками покупаешь за грош десяток.
– Если каждый из вас, душегубов, за вечер одну кружку разобьет, я через месяц разорюсь! – завел знакомую волынку трактирщик.
– Да не ной уж, – усмехнулась я, бросив на стол мелкую серебряную монету. За время моего отсутствия не изменилось ничего, даже Адам ныл точно так же, как и раньше. – Всем по кружке твоей кислятины за мое здоровье!
– Эй! Рогетта! А мне? – впервые выказал беспокойство Крупп.
– Народ наемный, – я развернулась к стойке спиной, обводя довольным взглядом штук двадцать рож разной степени ободранности.
– Рагетта, да ты что?! – возмущенно заорал полугном, перебивая тост.
Я демонстративно поковырялась в ухе:
– Ветер в трубе гудит, что ли? Вроде, и выпить не успела, а голоса какие-то чудятся. Ладно. О чем это я? Ах да! Народ наемный!..
– Рогетта! Зараза! – буквально взвыл оскорбленный в лучших чувствах Крупп.
– О, брат! – притворно удивилась я, поднимая голову. Дольше тянуть было опасно, «брат» мог и запустить в меня чем-нибудь тяжелым, вроде сапога или ножен. Бывали прецеденты. – Что ты там делаешь?
– Люстрой работаю! – оскалился полугном. – Не видишь, что ли? Так что ты мне мою посудину сюда левитируй, если твоему ведьмовству не трудно.