Ректор по семейным обстоятельствам - страница 3

Я неприлично расхохоталась:

– Вы всерьез считаете, что переселенцы смогут достичь уровня королевской крови?

– Разумеется, нет, – не так-то просто смутить эту выдру: ее голос не изменился ни на полтона. – Дети, с самого рождения оторванные от источников силы…

– Тогда к чему это представление? – откровенно зевнула я. – Учебный год начался больше месяца назад, мой любезный дядюшка уже отработал обязательную программу.

– А как иначе вас представить студиозам?

– А зачем меня им представлять? Не имею ни малейшего желания знакомиться с представителями Черного континента. Я слишком хорошо учила историю в детстве и знаю подробности Последней большой войны. Удивительно, что дед не вырезал там под корень все население после того, что они творили.

А вот тут профессор Карна рассердилась:

– С того мгновенья, как дети ступили на палубы наших кораблей, они перестали быть представителями Черного континента. И если вы так хорошо знаете историю, то должны помнить Четвертый пункт Договора.

– Я помню Четвертый пункт, – кривую гримасу скрыть не удалось.

Именно из-за него в Академии стихий и появился Альтернативный поток. Тут учились чернаки, высланные с родины как колдуны. Хотя какие они, к ифиту, колдуны? Почти все – жалкие слабодарцы. Но на Черном континенте ненавидят магию в любом ее проявлении. До Последней большой войны они вообще казнили тех, у кого просыпался Дар. Но всплеск Силы гибнущего магика вызывал порой такие катаклизмы, что чернаки, наверное, вздохнули с облегчением, когда дед потребовал внести в договор Четвертый пункт.

– …таким образом, ваше представление хотя бы Альтернативному потоку необходимо! – закончила профессор Карна, не заметив, что большую часть ее восторженного монолога я попросту пропустила мимо ушей.

– Если чернаки хотят посмотреть представление, то пусть сходят в балаган. Меня же загнали сюда в качестве ректора, а не шута.

– Но…

– Никаких «но», профессор Карна. А теперь извините. Кроме чернаков, у меня еще множество обязанностей, – холодно прервала я, доставая из ящика стола тугой свиток. – Вот очень важный документ, который мне просто необходимо изучить прямо сейчас.

– Да? – протянула она, скосив глаза на пергамент. – Тогда не буду вам мешать.

Слава Создателям, ушла. Даже улыбнулась вроде на пороге. Удачно документик под руку попался.

– Кстати, а о чем документик пишет? А то потом она спросит что-нибудь из природной вредности и дотошности, а ректор и знать не знает, что такое важное изучала, – проворчала я и повернула бирку лицевой стороной к себе.

В следующее мгновенье свиток полетел в камин, а я заметалась по роскошному кабинету, изрыгая проклятья, несовместимые с высоким положением особы королевской крови. Как так?! Почему из полусотни свитков, валявшихся в проклятом ящике, меня угораздило размахивать перед носом у Карны именно этим?! «Сто немагических способов увеличения пениса»! Ну дядюшка, ты за это ответишь!

Успокоиться мне удалось далеко не сразу. Сначала я с мстительным удовольствием перебрала все свитки и книги, какие только нашла в кабинете, и разложила в три кучи на полу. Одна из них, надо признать, самая маленькая, отправилась в камин сразу. Ну зачем, скажите на милость, мне подборка о мужской моде и светская хроника за последние два года? Такого добра в любом публичном книгохранилище хватает. Самую высокую кучу пришлось со вздохом распихать по местам: эти свитки украшали витиеватые подписи и печати советников, а то и самого царственного Па. А вот над последней я задумалась. С одной стороны, история, религия, легенды и прочая фигня Черного континента меня интересовали еще меньше, чем хозяйственные дела Академии. С другой – это не самая популярная тема, черт его знает, где дядюшка их набрал? Может, в личном хранилище его величества правителя, а как Па относится к содержимому своего книгохранилища, я знала даже слишком хорошо. Пришлось, скрипя зубами, затолкать весь этот хлам в сундучок и задвинуть в дальний угол.

Вот теперь можно было и антураж сменить. То и дело натыкаясь взглядом на портреты суровых отцов-основателей, я чувствовала себя провинившейся студиозой, а не всесильным в этих стенах ректором.