Реквием по Марии - страница 7
— Ага, ага. Ну что ж… А когда начинаются занятия в консерватории?
— Совсем скоро.
Струя воды, с шумом лившаяся из широкой трубы, внезапно прервалась — будто ее отрезали невидимым ножом. Наполнилось и второе ведро. Мария повернулась в сторону дома и лицом к лицу столкнулась с Люсей. Пришла за водой и она, только почему-то с одним ведром.
— Привет, Муська! На открытие выставки пойдешь?
— Думаю, пойду. Вчера проходила мимо — эстрада для оркестра почти готова.
— А как думаешь: танцы будут?
— Не знаю. Даже не думала об этом.
Они вместе кончили начальную школу, но дальше Люся учиться не стала. И у родителей не было особых возможностей, да и сама она не выказывала большой тяги к учению.
— Вчера у нас в магазине важные дамы говорили, будто после открытия будут танцы.
Люся поступила учеником-продавщицей в «Трикотин», большой магазин на Пушкинской улице, где продавались канва, нитки для вышивания, шерсть для любительниц вязать, а также и готовые вязаные вещи, уникальные, созданные здесь же, в магазине, работницами высшей квалификации, какою мечтала стать и Люся. Кроме всего этого, дамы из общества приходили еще сюда учиться вязанию; поэтому в определенные часы пополудни один из залов магазина превращался в настоящий светский салон, где языки вступали в соревнование со спицами.
— Ах, Люська, здорово тебе повезло, что сумела туда попасть, — заметила мадам Ангел, включая воду. — И теперь выбрось всякие глупости из головы, обеими руками держись за место.
— Я и держусь, — слегка надувшись, проговорила Люся, — поняла смысл намека. — Но как будто, кроме работы, человек не имеет права немного развлечься…
Люся была помешана на танцевальных вечерах. И поскольку выглядела довольно развитой для своего возраста, начала носить туфли на высоких каблуках и уже несколько раз успела побывать в танцклассе мадам Гурович. Однако мечтала она попасть в «Белый зал», где собиралось более избранное общество. Мария не разделяла неодобрения мадам Ангел, хозяйки водопроводной колонки, как и многих других с их окраины. Она понимала, что Люся в своем роде натура артистическая. Ей, Марии, нравится музыка, Люсе — танцы. И что в этом плохого?
Рива жила повыше, ближе к центру, в квартале, который назывался Старым Рынком. Несмотря на всю любовь к подруге, Мария каждый раз отправлялась к ней с тяжелым сердцем. Чтоб попасть к Ривиному дому, нужно было миновать лабиринт грязных, жалких на вид улиц и улочек. Тут громоздились горы гниющего мусора, распространяющие отвратительные запахи, на каменную мостовую прямо из окон выбрасывали отбросы. Подозрительные личности, или, может, только казавшиеся такими из-за грязных лохмотьев, заменявших им одежду, скользили вдоль стен, копошились у будок старьевщиков и у лавчонок, откуда несло запахами керосина, масляной краски и ржавой селедки.
На Огородной, где жила Мария, мостовой не было, а дома доживали свой век, старые, чаще всего глинобитные, зато не царила атмосфера подобной безнадежности и убожества. Со стороны равнины Иванкова, Петрикань и садов Рышкановки часто дули ветры, освежавшие улочки их бедной окраины.
И все же на этот раз Мария отправилась в путь с ощущением бодрости, даже воодушевления — дело, конечно, было в билетах, — и старалась поскорее миновать неприглядные улочки, ведущие к дому Ривы. Платье из органди она, разумеется, не надела. Обновку нужно приберечь к спектаклю. Какое счастье, что платье подвернулось вовремя, именно сейчас! К Риве она надела платье из батиста, которое как раз вчера выстирала и накрахмалила. И с туфлями нужно быть осторожной. Неня Миту предупреждал, чтоб ступала легко, с опаской, поскольку, несмотря на все старания, слишком больших гарантий дать не мог.
Настроение, однако, у нее было не из лучших. Радость, которую сулил сюрприз, приготовленный Риве, затмевалась недовольством оттого, что рассердила маму. Ей хотелось быть доброй со всеми людьми, приносить им только радость. Но, оказывается, далеко не всегда так получается. Чтоб доставить радость Риве, пришлось огорчить маму. Ее же собственное счастье, которое казалось столь безбрежным нынешней ночью, сейчас омрачено домашними неприятностями. Вот так, погруженная в нелегкие мысли, она незаметно поднялась вверх по Павловской, пока не оказалась перед трактиром Балдыра, окруженным со всех сторон пролетками извозчиков. В это время дня извозчики всегда пьют чай. За массивным двухэтажным зданием трактира начинался лабиринт кривых, пропитанных смрадом и плохо освещенных улочек. Она решительно направилась вперед. Встретится с Ривой, скажет про билет, увидит радость на ее лице, и эта неприятная дорога забудется в мгновение ока. Потом они вместе вернутся в город, посмотрят выставку, послушают музыку, — на открытии должен играть симфонический оркестр под управлением Быркэ, а также петь хор, которым руководит знаменитый Булычов.