Религия и социализм. Том I - страница 27

Переворот в пророчестве не ограничивается только перевесом систематического исследования и размышления под бурным вдохновением. Самокритика вождя и ясный дух нового человечества не позволяют видеть в новом пророке таинственное и сверхъестественное явление. Вождь, гений остается божественным по красоте и величию своих переживаний, но мы уже знаем, что он не орудие бога, а зрелый плод человечества, порожденный долгими усилиями мысли и чувства и счастливым стечением биологически–благоприятных обстоятельств. Да и не нужно больше пророку апеллировать к богу, ибо новое общество не построено уже на договорах с ним. В общем вера в безмерно наивысшую ценность договора с богом окончательно пала, классовые расчеты, классовая борьба и классовые соглашения внутри общества, международные вне его либо прямо выступают во всей своей обнаженности, либо прячутся под покровом разумности, целесообразности, объективной рациональности, общего блага и т. п. Но от этого великие перевороты, отражающие их великие идеи, и носители этих идей — пророки, как и вдохновляемые ими массы, не перестают быть явлением религиозным. Где самопожертвование во имя великой цели становится обычным явлением — там религиозный дух веет над головами людей, там царит дух вида, устремление к великим завоеваниям будущего, там индивиды сковываются меж собою в порыве к грядущему счастью и совершенству, там человек делает усилие победить свою ограниченность и создать бога из себя и братьев своих.

Как истинный пророк выступает Лассаль, когда он говорит: «Нет ничего, что могло бы наложить на сословие высшую печать достоинства и нравственности, чем сознание, что ему предопределено господство, что оно должно поднять принцип своего класса до высоты принципа своего века, свою идею сделать руководящей идеей всего общества и таким образом преобразовать это общество по своему образу и подобию. Рабочие! высокая всемирно–историческая честь вашего назначения должна охватить все ваши мысли Вам не подходят более ни пороки угнетенных, ни праздные развлечения паразитов. Вы скала, на которой должна быть воздвигнута церковь современности»!

А этот холодный позитивист Маркс! Прочтите–ка строки недавно опубликованного письма его к Мейеру, этот вырвавшийся из великой груди стон любвеобильного сердца пророка: «Почему я не писал вам? Потому что я был на краю могилы. Я должен был вследствие этого пользоваться каждым моментом работоспособности, чтобы закончить то дело, которому я отдал свое здоровье, счастье жизни и семью. Нужны ли еще какие либо объяснения? Я смеюсь над так называемыми практическими людьми и их мудростью. Кто хочет жить бычачьей жизнью — может конечно повернуться спиной к мукам человечества и заботиться о собственной выгоде. Но я считал бы самым непрактичным умереть, не закончив моей книги, по крайней мере, хоть в рукописи».

Религиозны те моменты, когда человек, или толпа, или класс поднимается высоко над собою, чтобы жить в веках, чтобы жить и умереть в свете желанного грядущего, солдатом единой армии завоевательного труда. Переживается великая эпоха, пролетариат развертывает колоссальные революционные силы, и пророки придут продолжить тот длинный ряд светочей, который от Моисея и Зароастра тянется вереницей, освещая отдельные этапы трудной дороги нашего вида и указывая вдали величественную радугу, ворота в царство разума, правды и красоты. Каков бы ни был язык пророка, его суеверия, его заблуждения — их всех роднит величавый идеализм и горячая любовь к жизни и той правде, которой жизнь страстно жаждет.

Договор человека с богом, как внешней и огромной силой, несет с собою массу нерационального — жертвы, посты, нелепые обряды, иногда бывшие рациональными когда–то, потерявшие свой смысл, иногда с самого начала возникшие из какого–нибудь заблуждения. Но чем дальше, тем больше отступает бог, как чудотворец, как помощник в борьбе за жизнь, на второй план, тем более выступает он как хранитель людских договоров между собою. Роды сливаются в племена, племена в народы, и хранителями договора и постепенно развертывающегося законодательства становится то или иное божество. Специфические черты бога–неба, бога–солнца, бога–грома стираются, зато ярко выступают черты бога–справедливости. Конечно социальной справедливости, законности данного племени. В прогрессирующих обществах законы рационализируются и приобретают конституционный характер, т. е. характер договора не только между родами и племенами, входящими в его состав, но и между классами. Это не столько договор пожалуй, как компромисс, modus vivendi, во имя избежания потрясений, всегда выгодный господствующим классам, но испытываемый и другими классами, как порядок более сносный, чем бедствия непосредственного восстания. Хранителями этого порядка и являются боги. Они провозглашаются источником и силой государства. Они–то и стоят на страже морали, т. е. системы правил, резюмирующих общежитие в отношениях не вмещающихся в законы. Борьба классов, сколько нибудь сознательная, всегда принимает характер борьбы за справедливость, ибо справедливость — есть политический и экономический строй, наиболее отвечающий интересам того или другого класса. Если растет аристократия — она стремится нарушить установившийся порядок, и часто выступает под знаменем новых богов, как напр. израильская аристократия с её приверженностью к господскому и пышнокультурному богу Ваалу.