Реликвии тамплиеров - страница 8

Я ведь не еретик. Любому совершенно ясно, что я верно и честно следую учению Христа. Оглядываясь назад, могу сказать, что моя духовная ортодоксальность была самого высокого свойства, какой только могли мне внушить мои наставники с тонзурами — неотесанные деревенские монахи. Я знал все верования парода, живущего на наших болотах и пустошах, но это были лишь гнусные, древние предрассудки. Я, конечно же, помнил, что магометане и евреи в отличие от нас следуют другому пути, я слышал и безграмотные разглагольствования об их идолах и принесении в жертву младенцев, но не верил в это. Знал я и о том, что были христиане, которые расходятся во взглядах со Священным Писанием, но меня это мало интересовало. Сказать по правде, меня не особо заботили теоретические тонкости. Я считал себя историком и немного ботаником, призванным стирать пыль с прошлого, со всяких там старых костей.

Как бы то ни было, сейчас я чувствовал себя в большей безопасности. В конце концов, я же не приносил в жертву младенцев! Это была просто случайность, злобная шутка, ошибка. Я уже начал забывать об этой встрече, как и о похмелье.

Так что сидел я со своими книгами до самого вечера в состоянии некоего транса, в какое часто впадаешь под воздействием едва различимого, похожего на паутину текста древних рукописей, старинных книг и тусклого света оплывающей сальной свечки, что нередко здорово мешает ученым занятиям. Вот в такие моменты, когда веки смыкаются, а разум заменяет написанное на пергаменте своими собственными измышлениями, вот тогда Сатана и добирается до незрелых монашеских душ. По моему убеждению, более широкие окна и более щедрые средства на свечи могли бы привести гораздо больше клириков на праведный путь, чем вся жизнь, проведенная во власянице, и еженощные молитвенные бдения. Уж простите мне эту болтовню. Следуя ходу рассказываемой мной истории, вы, вероятно, отвлечетесь от скуки этих наших будней, а также от того факта, что я совершенно забыл кое-какие более мелкие события тех дней. Достаточно, я надеюсь, будет сказать, что вскоре после вечерни я уже шел мимо огромных западных дверей кафедрального собора, направляясь, естественно, к своему жилищу. Бейлстерский кафедральный собор стоит на вершине невысокого, но крутого холма, возвышающегося в излучине реки. Он окружен красивой мощеной площадью, которая называется Кафедрал-ярд, с лавками и отличными жилыми домами с трех сторон, а на северной стороне возвышается огромная каменная громада епископского дворца, больше похожего на крепость, и охраняемая день и ночь вооруженными стражниками, носящими на одежде герб епископа Ранульфа: желтый епископский посох и белая гончая на лазурном поле. Мрачный дворец так контрастировал с устремленным вверх, воздушным (насколько это свойственно камню) собором, что всегда служил объектом недовольства городских жителей. Если правда, что нормандцы заменили древний собор этим, гораздо более красивым и величественным зданием, то, стало быть, и дворец епископа служит наглому утверждению силы и власти завоевателей. Но сегодня мои мысли все еще занимали давно вымершие римляне и их юридические споры, так что я ничего не слышал, пока шелест чьей-то одежды позади не вывел меня из задумчивости. Я резко обернулся, уже понимая, что это мой преследователь и мучитель.

Луна ярко светила. В ее лучах на темном лице рыцаря выделялись белые полукружия глаз, которые не мигая смотрели прямо на меня. Я стоял, как ледяная колонна, и все мои страхи, днем изгнанные было скукой занятий, снова вились вокруг, словно скворцы, вернувшиеся к своим гнездам. Он был одет все в тот же зеленый дамаст, что и вчера вечером, но сейчас на нем виднелась еще и короткая котта[8] более темного цвета. На ней я увидел две длинные кости, обшитые серебряной нитью и образующие крест. Вокруг них размещались четыре звезды с длинными волнообразными лучами, тоже вышитые серебром. Мужчина мягко положил мне руку на плечо, и внутри у меня все сжалось. На губах его появилась улыбка. От этого стало еще страшнее.

— Вот и встретились, брат Петрок, — услышал я. Голос звучал мягко, ничего похожего на вчерашнее пугающее шипение.