Рембо и связь двух веков поэзии - страница 24

Окончания стихотворений Дьеркса и Рембо сильно разнятся: Дьеркс кончает стихом в духе Бодлера с просьбой к древнему Харону взять корабль в безмолвный таск — на буксир смерти.

Символ в «Пьяном корабле» органичен. Символику сонета «Гласные» можно было бы понять как намеренную, конечно если оставить в стороне простецки-мудрый комментарий Вердена, что ему, «знавшему Рембо, ясно, что поэту было в высшей степени наплевать, красного ли А цвета или зеленого. Он его видел таким, и в этом все дело».

Стихотворение «Гласные» послужило поэтам-символистам отправным пунктом для разных попыток ограничения прямой, несимволической передачи действительности в искусстве.

Ведь позже символисты определили задачу своего искусства как изображение трансцендентального, а невозможно было передать его иначе, чем посредством символов, которые, по их мнению, и могли «представлять несказанное»[52].

В поисках путей косвенной передачи «несказанного» символисты подхватили, догматизировав ее, мысль из сонета Бодлера «Соответствия», будто имеются некоторые соответствия между звуками, цветами и запахами. Эта мысль, по шутливому капризу продолженная Рембо в сонете «Гласные» (где говорится об «окраске» каждого звука), стала отправным пунктом для бесчисленных попыток символистов передать трансцендентальное. Рембо писал полушутя, полусерьезно:

А — черный; белый — Е; И — красный; У — зеленый; О — синий…

Поэт, играючи, связывал со звуками вольные ряды ассоциаций, например:

Е — белизна шатров и в хлопьях снежной ваты

Вершина

После сопоставления различных взглядов (что сделано в примечаниях) разумнее всего прийти к выводу, что «сила» сонета как раз в субъективной, т. е., с точки зрения символических соответствий, ложной проекции идеи, которая именно ввиду ее вольной инкогерентности (и прямой непередаваемости) воспринимается как истинно символическая и, следовательно, символистская.

Получается, что лучший хрестоматийный пример символистского стихотворения — это бессознательная («…поэту было в высшей степени наплевать…») мистификация. Символы здесь не имеют бесконечно глубокого и прямо не передаваемого содержания, а если говорить точно, то не имеют никакого символического содержания.

«Я изобрел цвета согласных», — писал позже Рембо в книге «Одно лето в аду»; поэт употребляет слово «изобрел», а не «открыл» и сам смеется над этим «изобретением».

Итак, Рембо, повсеместно прославляемый за символику сонета «Гласные», не был в нем символистом…

Пока Рембо создавал эти стихи, его жизненная ситуация стала невыносимой. К концу августа 1871 г. поэт, остававшийся в Шарлевиле, был совершенно затравлен деспотизмом матери. Он мечтал устроиться поденным рабочим в Париже, пусть на 15 су (0,75 франка, около 20 коп. — в валюте того времени. — Н. Б.) в день. Мать хотела, чтобы непокорный сын убрался с глаз долой. «Она, — писал Рембо Полю Демени, — пришла к следующему: все время мечтает о моем опрометчивом отъезде, о бегстве! Нищий, неопытный, я в конце концов попаду в исправительное заведение. И с этого дня молчок обо мне»[53].

По совету одного из своих друзей, Андре Бретаня, с которым они пытались вместе оказать помощь Коммуне из Шарлевиля, Рембо в сентябре обратился к Вердену с двумя письмами, вложив в них несколько стихотворений 1871 г. и признавшись, что у него нет средств даже на проезд до Парижа. Из ответа Верлена уцелела фраза: «Приезжайте, дорогой друг, великая душа, — Вас приглашают, Вас ждут».

Рембо приехал, везя с собой новое стихотворение — «Пьяный корабль». Верден был потрясен и гордился, что открыл гения.

Но продолжавший с фанатическим упорством добиваться приведения в расстройство всех чувств и поэтому особенно угрюмо безмолвный и дико вспыльчивый, Рембо не сумел прижиться и в свободолюбивой парижской богеме. Вскоре выяснилось, что терпеть казавшегося невоспитанным и заносчивым юношу может один Верлен. Пристрастие к Рембо постепенно рассорило Верлена с жениной семьей, и так недовольной непутевым зятем, а вскоре и с женой, далекой поэтическим интересам мужа (впоследствии она безжалостно уничтожала оставшиеся у нее письма и стихотворения двух поэтов).