Рено идет на охоту - страница 4
Целый лес задранных кверху остреньких носиков, ливень щебета, град росы, каплями стекающей с клювиков… Внимание охотника привлекли воробышки и малиновки. Он продолжал свой путь в низину. С листьев сбегали каскады воды, каскады перьев низвергались с ветвей, каскады мелодий изливались из горла какой-то птицы. Мир пернатых пробуждался. Три траурно-черные птицы спешили к полю, засеянному пшеницей; они тяжело хлопали крыльями. Одна из них каркнула — точно упали проржавевшие железные стружки.
Сквозь листву орешника проглянуло дальнее поле. Земля цвета венецианской киновари казалась врезанной в раму из ветвей. Рено остановился.
Гора, с которой он только что смотрел вниз, в долину, теперь была над ним. Тополя будто выросли; казалось, на их кронах покоится дневной свет. Словно по неуловимому сигналу гонга, на востоке появились новые краски; они насытили собой свет дня и, смешавшись с ним, угасли. Ирисы раскрывали свои причудливые уста. Дымка рассеивалась. Плотная сероватая пелена еще обволакивала вдали контуры лугов с вклинившимися в них вспаханными полями.
Внезапно в лесу раздалось два резких удара по дереву: это дятел возвещал о начале своего трудового дня; теперь его сухое постукивание не прекратится до самого вечера. Дятел смолк, а потом опять размеренно застучал, побуждаемый необходимостью труда и потребностью труженика.
Красноватая горлица, с отороченными белым крыльями, пролетела над самой землей и вскоре исчезла, слившись с рыжеватой пашней. Некоторое время спустя послышалось ее воркованье над оцепенелой ольхой — и от дерева, еще окутанного туманом, вдруг словно повеяло теплом.
И в ту же минуту закуковала кукушка: далеко это было или близко — трудно сказать; ее меланхолическая песнь зазвучала сразу со всех сторон, и в симфонию утренней зари вплелась мелодия бесконечности. Тройная песнь — песнь труда, любви и молчания — предшествовала наступлению дня, в котором царит человек.
Внезапно Рено увидел зайца.
И совсем не так, как он думал.
Поле представляло собой длинный покатый прямоугольник: с одной стороны — луг, с другой — замшелые скалы, вдали — заросли ясеня.
На противоположном конце поля, во фруктовом саду, над морем рыжеватых борозд среди яблонь возвышалась цветущая вишня. Рено окинул взглядом поле — все оно находилось менее чем в сотне шагов от дула его ружья.
Что-то вроде кочки на пашне привлекло его внимание. Вдруг кочка словно рассыпалась и волнами потекла по борозде; остановилась, вздрогнула, снова пустилась в путь — только уже в другом направлении; перемахнула через борозду, обнаружив при этом белый хвостик, и застыла у подножья вишни.
Нечто, ничем не напоминающее животное. Нечто почти неподвижное. Нечто совсем спокойное. Просто какой-то бурый комочек — он отделялся от столь же бурого фона и снова сливался с ним. Так этот комочек совершал мирную прогулку, а вокруг него под неуловимым дуновением наступающего дня дождем осыпался вишневый цвет. Добравшись до царства зелени, комочек сделал петлю; ошеломленный Рено следил за тем, как он, не спеша, скачками, стал двигаться обратно по борозде.
У охотника слегка закружилась голова: параллельные борозды струились у него перед глазами. Машинально он принялся считать линии, прочерченные плугом, — ему почему-то очень хотелось успеть сосчитать их в промежутке между двумя ударами, которые дятел клювом наносил по каштану. К величайшему своему удивлению, Рено уловил в пении птиц двудольный такт — он усмотрел в этом проявление высшей, предустановленной гармонии.
Воспитанная собака, проходя мимо кур, поджимает хвост, опускает морду, а глаза прикрывает ушами, ибо знает, что взгляд в сторону будет стоить ей основательной взбучки. Но может случиться, что, завидев пса, курица прямо у него под носом разразится вдруг испуганным кудахтаньем и ни с того ни с сего бросится наутек, с шумом, какой произвела бы пышная дама в розовых шелках, если бы за ней погнался резвый теленок. Тут уж всякое воспитание идет насмарку: животное чует птицу, и ваша собака, как бы хорошо она ни была выдрессирована, устремляется за курицей, точно самая последняя дворняжка.