Реплики в сборе: Литературные пародии - страница 9
Всю ночь стихи писать в тетради,
Под утро погружаясь в сон.
Люблю друзей. И с ними иже
Мне более всех прочих ближе
Мой друг — редактор Фогельсон.
Он дядя самых честных правил,
Когда мои стихи он правил,
По слухам, сильно занемог.
Его пример другим наука,
Теперь здоров. Но в том и штука,
Что лучше выдумать не мог.
Не описать моих страданий,
Я долго ожидал изданий —
Отныне мне сам черт не брат!
Теперь убогих нет чухонцев,
Но есть поэт Олег Чухонцев,
Который славен и богат.
И я готов слагать бессонно
Стихи во славу Фогельсона,
Пусть убедятся в этом все.
Хотя мне далеко до срока,
Лев Аннинский, великий дока,
Мне посвятил свое эссе.
Я отдал должное указу,
Не тяпнул водочки ни разу,
Все силы — резвому перу.
А впрочем, что там эссеисты,
Ведь вот уже и пародисты…
Отныне весь я не умру!
Драма в храме
(Юнна Мориц)
У попа была собака.
У собаки — нервный тик.
Поп — ашикер, монстр и бяка,
Настоящий еретик.
Начинается интрига.
Поп с утра глаза налил,
Алкоголик и расстрига,
Он монахиню растлил!
Век бы мне его не слушать,
Душу рвет собачий вой!..
Пес хотел немножко кушать,
Потому что был живой.
Тихо музыка играла,
Доносился запах роз.
Под звучание хорала
Скушал мясо бедный пес.
Скоро встретимся на тризне,
Не поможет стрептоцид…
Но лишить за мясо жизни —
Это явный геноцид!
Плачет древняя Эллада,
Стонет флейта, и фагот,
И Афина, и Паллада,
И Гефест, и Гесиод.
На Таганке, на Полянке
Слухи множатся в толпе,
На Полянке, на Таганке
У Любимова Ю. П.
Скушав мясо в кулебяке,
С небогатого стола
Я бы кихэлах собаке,
Я бы земэлах дала!
Навсегда бы злоба сникла
Чтобы всюду и везде
Благолепие возникло,
Как в писательской среде.
Писательские собаки
Я замер. Смотрю.Сам с собою толкую:И мне бы собаку!Но только какую?Николай Старшинов «На выставке собак»
Какие писатели стали,
Однако!
У каждого есть
Непременно собака.
Хозяин гуляет с собакой.
И что же?
Собаки всегда
На хозяев похожи.
Вот шествует автор
Огромных романов.
С ним рядом шагает
Чета доберманов.
Любимец Литфонда
Солидно и строго
Ведет за собою
Красавца бульдога.
Ползет поэтесса,
Толстуха и плакса.
За ней ковыляет
Облезлая такса.
Вот — в жанре работающий
Детективном,
С немецкой овчаркой
И лбом дефективным.
А вот и писатель,
Увенчанный славой,
Знакомясь со всеми,
Гуляет с легавой.
Поэт, в чьих стишках
Ковырялись мы в школе.
Конечно,
С ним нервная, хитрая колли.
Сибирский писатель,
Живущий в столице.
С ним лайка сибирская.
Есть чем гордиться!
А этот не пишет.
С трибун не слезая,
Он резвый оратор.
С ним рядом — борзая.
Поэт, много лет
Одурманенный хмелем,
Один не дойдет.
Вышел со спаниелем.
Идет критикесса,
Хозяйка терьера.
Он служит давно
Для ее интерьера…
Смотрю я на это
И очень тоскую.
Куплю обязательно.
Свинку морскую!
Тень фортуны
Страсти-мордасти
(Валентин Устинов)
Не вырваться уже
из западни,
опутан цепью ржавою железной,
на дыбу вздернут,
я висел над бездной
и медленный огонь лизал ступни.
Я понял все: мне суждено пропасть,
шипела кожа,
рвался вопль из мрака,
вгрызалась в печень жирная собака,
но я плевал
в разинутую пасть.
Безумно хохотали палачи,
троились хари
в жуткой круговерти,
Зоил, смеясь,
напялил маску смерти
и сладострастно корчился в ночи.
Из преисподней подымался газ,
в кровавой пене
мчался астероид,
в единственном глазу
сверкал сфероид,
пока не вытек и последний глаз.
Слепящий луч сознания потух.
Я распадался,
но не ведал страха.
«Ужо, — я хрипло возопил из праха, —
отмстит врагам
неубиенный дух!»
Жаль, нынче не успею аз воздать,
сложу в мешок
раздробленные кости
и с дыбы слезу,—
зван сегодня в гости,
передохну,
а завтра — вновь страдать…
Рассказ новобрачного
(Владимир Высоцкий)
Гуляет в юбочке бордо
Кассирша Вера.
И занимается дзюдо
Она, холера.
Ее в магазине у нас
Все опасались.
Но в понедельник с пьяных глаз
Мы расписались.
Во вторник, в среду и в четверг
Я продержался.
Наш дворник Федя Розенберг
Все поражался.
И в пятницу курям на смех
Был трезвый вроде…
А Зинка, стерва, мне при всех:
«Гляди, Володя…»
Все говорили: «Баба — страх!»
Но я уперся.
И вот в субботу на бровях
Домой приперся.
Я трезвым драться не люблю,