Репродукция счастья - страница 3

В среду родители улетели в Сочи. После их отъезда в доме стало как-то пусто. Мы перестали вместе собираться по вечерам, предпочитая ужинать в любое удобное время и заниматься своими делами. Время шло, и наконец наступило воскресенье.

В этот день мне хотелось выглядеть как можно эффектней. Перемерив всё подходящее к событию содержимое гардероба, я остановила выбор на длинном платье цвета морской волны. Минимум украшений, неброский макияж и туфли на высоком каблуке.

Я удовлетворённо посмотрела на зеркальное отражение и, взяв маленькую золотистую сумочку, пошла к машине. Ровно в семнадцать тридцать, за полчаса до официального открытия галереи, я была уже там. Мне сразу бросилась в глаза новая картина, появившаяся непосредственно рядом с моей.

Два лебедя, застывшие на середине пруда, прижавшись друг к другу крыльями, смотрели на ярко-розовый закат. Я подошла поближе, чтобы рассмотреть имя автора. Надпись под рамкой гласила: «Сергей Соболев. Нежность». Моё предположение подтвердилось. Это была его работа, такая же прекрасная, как и те, что он создавал раньше.

После шести зал постепенно стал наполняться людьми. Я периодически оглядывалась по сторонам, пытаясь разглядеть в толпе знакомые черты, но Сергея нигде не было. Выставка приближалась к завершению, часы показывали без десяти девять, когда дверь распахнулась и я увидела его.

Он сильно изменился. Строгий костюм, короткая стрижка, отстранённый, несколько надменный взгляд. Казалось, что в этом серьёзном, солидном мужчине не осталось ничего от прежнего парня в потёртых джинсах, любящего животных и природу.

Сергей вошёл, держа под руку высокую коротко стриженную шатенку в шёлковом изумрудном платье. Они медленно перемещались от картины к картине, уделяя каждой работе по несколько минут. Оставшись незамеченной, я юркнула на склад.

Там хранились картины, которые художники не успели забрать, и некоторые из тех, которым только предстояло занять почётное место в главном зале. Сюда было разрешено заходить только работникам галереи и мне как постоянной добровольной помощнице.

Здесь я могла спокойно переждать, пока все разойдутся. Встретиться лицом к лицу с некогда любимым человеком оказалось сложнее, чем я думала. Из-за меня он изменил свою жизнь, изменился сам, и не факт, что в лучшую сторону. Я легко и просто разрушила все мечты и надежды Сергея, в одночасье перечеркнув чёрной краской белоснежное полотно его души.

Подруги говорили, что он даже приходил на мою свадьбу, но тогда, ослеплённая страстью к Максу, я не замечала ничего вокруг, да и не хотела замечать. Мой мир растворился в нём, и мне было абсолютно всё равно, что своим решением, я разрушаю жизнь другого человека.

Внезапно я в полной мере ощутила то чувство вины по отношению к Сергею, которое успешно заглушала в себе на протяжении нескольких лет, и по щекам покатились слёзы. Больше всего на свете мне захотелось просто убежать отсюда и спрятаться от всего этого в какой-нибудь дальней комнате нашего просторного дома.

Время тянулось предательски медленно. Полдесятого я, поправив чуть смазанный от слёз макияж, наконец решилась покинуть своё укрытие. Никого из гостей в зале уже не было. Марина вместе с какой-то незнакомой мне девушкой считала количество проданных полотен.

– О, Наташ! А ты что, ещё здесь? Я тебя потеряла. И не только я, – Марина загадочно улыбнулась, поправляя непослушные вьющиеся волосы огненно-рыжего цвета. – Один джентльмен очень хотел тебя увидеть. Кстати, именно он приобрёл твою жутко дорогую картину.

– Как приобрёл? – моему удивлению не было предела.

Цена, которую я определила за пейзаж, втайне не желая, чтобы его купили, считалась, мягко говоря, завышенной.

– А что ты удивляешься? Красивая картина... была, – с усмешкой добавила Марина, зная о моей небольшой уловке.

– Кто этот человек?

– Когда он узнал, что тебя здесь нет, то захотел остаться неизвестным.

– Ну ты же не можешь не знать, кто он? – мне непреодолимо хотелось узнать имя столь щедрого незнакомца.

– Я не могу, а ты можешь, ибо желание покупателя для меня закон.

– Но мы же подруги! – я попыталась изобразить максимально жалостливый тон.