Репродуктор - страница 6

– Вы меня третий день подряд из-за всякой ерунды дергаете, – обреченно сказала Марина.

– Да-да-да, – резвилась Серафима, – мы – сволочи. А я тебе говорила: в отпуск надо – ездить. Села и уехала, тогда точно никто не достанет.

– Да ты же сама в курсе, что ехать тут некуда, – хмыкнула Марина. – Ладно, через полчаса машину присылай…

Водитель опоздал. Она ждала его на крыльце, ковыряя каблуком бетон и рассматривая какие-то новые сооружения на детской площадке – жирафов, что ли? Когда же машина все же подхватила Марину, и та удобно расположилось на заднем сидении, выяснилось, что поехали не обычной дорогой, а какими-то закоулками. Поначалу она еще узнавала места: вот Червонная, вот Юго-Восточная, комплекс «Галактика» проехали. Затем началось что-то совсем несусветное, какие-то гаражи вперемешку с серыми девятиэтажками.

– Сегодня проспект Матерей перекрыли, асфальтируют, – сказал, перехватив ее удивленный взгляд, водитель, – поэтому едем через восточную часть и Энтузиастов.

В результате добирались на 15 минут дольше обычного. Когда машина остановилась около парадного входа «Позывного», на часах было уже без четверти три. Времени – ровно чтобы подняться на третий этаж, схватить ручку и ежедневник и доскакать до места совещания.

Она почти побежала мимо кабинетных дверей с массивными медными табличками: начальник того, консультант сего. Серафимина дверь от лестницы налево – шестая по левой же стене. На табличке прописными буквами – «ПРОГРАММНЫЙ ДИРЕКТОР» и инициалы. Без имени и фамилии. Серафиме это очень нравится, она чуть не визжала, когда ей эти медные вензеля доставили. Толя стерпел: буркнул, мол, совсем с ума посходили, но и только.

– Ценит! Ценит, Толечка! – торжествовала тогда Фима…

На Марининой двери никакой таблички нет вообще. Нет, ну «личный ассистент» – это ведь не должность, это больше походит на «жена декабриста», по сути, приговор. «Помощник» звучит несколько уничижительно, а «заместитель» – явный перебор. Поэтому – обойдемся: просто кабинет, просто работа, просто Марина Камильская.

Когда Марина только перешла на «Позывной» с федеративного телевидения, табличку все же хотелось. Казалось, без нее непонятен статус. Она даже думала, что, будь Серафима мужиком, сказали бы, мол, все понятно, притащила любовницу. Но ввиду их с начальницей гендерной незаинтересованности все же стеснялись.

Глупые люди.

Уже в приемной Марина наткнулась на Фиму и нескольких начальников отделов, остальных, видимо, пригласили раньше. Долго здоровалась со всеми за руку – теперь здесь так принято.

– Ну что, можно, наверное, заходить? – непонятно у кого спросила секретарша.

Кто-то открыл дверь в зал и сказал: «Сначала дамы, потом – хамы». Марина поморщилась.

Это был парадный зал радиоузла. Комната, которую делали для приемов и торжеств всего федхолдинга, но которая после переезда других подразделений досталась станции целиком. До сих пор руководство «Позывного» так и не додумалось, чем можно заполнить эти пол футбольных поля. Ограничились развешиванием портретов по стенам (собралась полная коллекция старост), установкой узкого деревянного стола персон на 40 и двух рядов кресел – по правой и левой стене. Таким образом, в одной комнате теперь могла собираться вся редакция, за исключением разве что техников-линейщиков. Но таких общих собраний на памяти Марины не было ни разу. На всех же остальных совещаниях, проходивших в «генеральном» зале, присутствовавшим нередко казалось, что они брошены в просторный склеп с евроремонтом.

На сей раз за столом собралось человек двадцать. Замы директора – трое в одинаковой степени неаппетитных мужиков за сорок в той стадии накопления пуза, когда речь уже начинает идти о переходе на второй центнер. Все в блеклых рубашках, двое – в неброских галстуках. Плюс к этим мушкетерам в отставке – редактор с замом, молодой еще парень в очках и коротко стриженая зеленоглазая девка около тридцати. Начальники отделов, два инженеров и собственно они с Серафимой.

Во главе стола сидел сам гендир – Толичка Абазов. Анатолий Николаевич. Лауреат и передовик. Сильно пьющий мальчик неопределенного возраста, слегка небритый и слегка опухший. Растерянный взгляд его покрасневших глаз никого из собравшихся не удивлял. Все привыкли, что Толя ежечасно делает для себя открытия, практически заново познает мир.