Ревность - страница 10

стр.

Многие встречи, состоявшиеся во время моей любовной и сексуальной жизни, вписываются в конкретные категории при перелистывании страниц реальности и сновидений. Может быть, это происходит именно потому, что напластования снов чередуются со слоями жизни, уплотняя ее, но не смешиваясь с нею, и сама жизнь в конце концов превращается в многослойную материю. Мне повезло, что в моей жизни почти сразу же появилась основная направляющая — моя работа, с одной стороны, главным образом, в журнале «Ар пресс», цели которого мне всегда были ясны, а с другой стороны — упрочнявшая ее совместная жизнь с Клодом, которой ничто не угрожало, поскольку в начале нашей профессиональной деятельности мы были солидарны, не ограничивая при этом сексуальную свободу друг друга. Также долгие годы, следуя этой направляющей, я параллельно проживала отрезки чужих жизней, многие из которых соответствовали длительным и серьезным отношениям. Я пишу «жизни», а не «приключения», потому что всем этим отношениям были присущи ритм, правила и специфические ритуалы. Благодаря им я, словно актриса, получила еще больше возможностей выходить на новую сцену, использовать разнообразные стили: я примыкала то к богемной, то к буржуазной компании или становилась просто любовницей, в зависимости от статуса, присвоенного мне тем, при ком я тогда состояла, от друзей, с которыми он меня знакомил, от ресторанов, куда он водил меня ужинать, от развлечений и работы, — всего того, ради чего мы встречались. Эти параллельные жизни, для которых второстепенные детали не имеют значения — так обычно бывает, когда партнеры проводят вместе лишь часть времени, например при легких адюльтерах, — увлекали меня подобно снам; они соединяли грезы и действительность: придавали устойчивость выдуманным образам, но не были шероховатыми, как грубая реальность. Благодаря им я посетила разные страны, проникала в различную среду, встречала известных людей или даже ночевала в различных домах, носила разные платья, развлекалась — вряд ли я смогла бы даже смутно увидеть это в своих снах. И неважно, что все эти привилегии не соответствовали образу моей постоянной жизни. Обычно я была достаточно равнодушна к социальным различиям, и если мне доводилось отведать овощей в роскошном отеле Мулен де Мужен, то это вовсе не значило, что я не буду с аппетитом есть кускус в первой же попавшейся забегаловке; или если я участвовала в групповом сексе в седьмом округе Парижа, это вовсе не значило, что я чувствовала себя посторонней на деревенском свадебном обеде в далекой Умбрии. Тот, кто видит сны, накапливает лишь нематериальные ценности и не придает большого значения тому, что объект его сна, материализовавшись по воле случая, снова возвращается в свое нематериальное состояние в форме воспоминания. По крайней мере, он не сомневается в обратимости этого процесса.

В течение шести лет совместной жизни с Клодом мне удавалось сохранять тесные отношения с Жаком, потом я бросила Клода и ушла сначала к подруге, приютившей меня, потом почти три года жила одна, и наконец переселилась к Жаку, с которым мы вместе и по сей день. Получалось так, что постоянные конфликты между мной и Клодом касались нашего видения будущего «Ар пресс», в результате дошло до того, что в один прекрасный день я решилась и забрала свою одежду из большого шкафа в спальне. Когда внезапно с проторенного пути мы сворачиваем на дорогу, скрытую в тумане, наверное, нашу решимость укрепляет то, что, как при анестезии, мы не чувствуем боли; когда теперь я снова вижу эту одежду, разбросанную на кровати, словно я собираюсь в путешествие, я никак не могу восстановить волновавшие меня в ту минуту эмоции.

Неужели великие романы XIX века, которые я читала в раннем детстве, смогли нивелировать влияние книг, питающих девочек надеждой встретить прекрасного принца, или любовных историй в романах с продолжением, напечатанных в журналах, которые покупала моя мать? Эти великие романы переносили меня в общество, где, как в старину или как у некоторых народов далекого прошлого, описанных этнологами, брак больше не ассоциировался с деньгами, и теперь мы напрасно делаем вид, будто удивлены этим, словно их ценности отличны от наших. Неужели моя природа так проста, даже, можно сказать, примитивна? Неужели мне по-прежнему кажется, что основные человеческие потребности — бегство от одиночества, умение наслаждаться, не испытывая при этом стыда или вины, а также умение жертвовать собственным удовольствием ради любви не к себе, а к другому — не связаны между собой? Я не надеялась, что смогу ощутить их сполна с одним партнером, я этого не искала и не мечтала об этом. Поскольку в тот период анархии не существовало секретов, нужно заметить, что время от времени близкие спрашивали меня, на каких условиях строятся мои отношения с партнерами, или выражали удивление, что оба партнера согласны на них, в частности Клод, с которым я тогда жила, или Жак, который вообще был холостяком. Ответа не существовало, потому что я не могла даже задаться этим вопросом. Если мои другие жизни и не были окружены тайной, то они, по крайней мере, были разделены. Я проходила сквозь виртуальные перегородки, которые сама же и воздвигла между этими жизнями, как Фантомас проходил сквозь стены домов, как герой из научной фантастики проходит сквозь время: если я проносила с собой частицы одного мира, о котором не могла рассказать в другом, то не предполагалось, чтобы те, с кем я общалась, знали про эти другие миры, откуда я приходила, и напоминали бы мне о них помимо моего желания. Я не понимала, как это происходит. В действительности, я сама по наивности старалась ничего не видеть. Вот почему эта вторая жизнь частично была жизнью во сне.