Ревность - страница 24

На время дворец царя Миноса[3] был отставлен. Воспитание миссис Филдинг категорически не допускало разговоров о делах за столом, поэтому, пока она разливала чай из серебряного чайника и раздавала очаровательные, тончайшего фарфора чашки — последние из старинного рокингемского[4] чайного сервиза, — разговор стал общим, то есть сосредоточился на семейных новостях. Сначала — и очень быстро — поговорили о Питере. Розамунда считала это непосильной задачей — каждые две недели или около того находить нечто новенькое и хоть немного положительное, что можно сказать о Питере, а потому скоренько переключила старушку на кузину Этти и мальчиков. «Мальчики» к этому времени уже успели превратиться в среднего возраста взрослых мужчин, которые то и дело попадали в больницу или выходили оттуда, выдавали дочерей замуж и всякое такое. Так случилось, что Розамунда никогда и никого из этой семейной ветви не встречала. В ее воображении кузина Этти и мальчики встали в ряд с греческими письменами, как некое приложение к бесконечной веренице мирных старомодных чаепитий.

Прежде чем уехать, Розамунда выкроила минутку и заскочила на кухню поболтать с Джесси. Как обычно, в свободные часы воскресного вечера Джесси, напившись чаю, писала письмо в Австралию, одной из своих племянниц. Для старой служанки уже наступили долгие зимние вечера. За плотно задернутыми шторами остывает сентябрьский закат, на выскобленном добела деревянном столе — толстая зеленая скатерть, в глубине тихо ворчит газовая плита, как в давние времена ворчал очаг. Это — гостиная Джесси, и на другую она не согласилась бы. Каждая кастрюлька и сковородка, каждая чашка и тарелка, вымытые и вытертые до блеска, стоят на предназначенных для них местах; каждая рабочая поверхность вымыта, вычищена и готова к завтрашнему дню. На верхней полке буфета выстроились свадебные фотографии всех племянниц Джесси вперемешку с раковинами и безделушками, которые они присылали тетушке с другого края света; в нижних ящиках живет скопившаяся за долгую жизнь коллекция журналов, газетных вырезок, старых писем, а также более полезные мелочи: бечевка, марки и швейные принадлежности. Каждую вещь, даже старую газетную вырезку, Джесси может отыскать мгновенно и с закрытыми глазами.

На секунду Розамунда задержалась в дверях, оглядывая знакомую картину — воплощение неизменной и полной защищенности. Подобное чувство она испытывала только здесь и нигде больше. Разве что очки Джесси, хоть и знакомый предмет, едва уловимым диссонансом выбивались из стройного хора кухонного мирка. Джесси надевала их раз в неделю исключительно в эпистолярных целях, и на ней они до сих пор смахивали на деталь карнавального костюма; так же, как обыкновенные письменные принадлежности: чернила, бумага, промокашка — в этом окружении походили на предметы театральной декорации, не вписывались в общее целое.

Но уже в следующее мгновение Джесси заметила в дверях гостью, сняла очки и снова стала сама собой. Был соблюден непременный коротенький ритуал: Джесси двинулась, словно собираясь почтительно встать, а Розамунда поспешно заставила ее остаться на месте, сама уселась за стол напротив нее и принялась расспрашивать о племянницах. В этот раз Джесси сообщила, что мужа одной из них перевели в ночную смену и это дурно сказалось на его желудке.

— Сырое яйцо, взбитое с молоком, — вот что ему нужно первым делом, как встанет поутру, — заявила Джесси с твердой убежденностью, которая, несомненно, должна была преодолеть тринадцать тысяч километров тверди земной и хляби морской и излечить страждущего. — Я вот как раз пишу ей, что надо бы подержать его на этом две-три недельки, а уж потом можно дать хорошее коричневое яйцо всмятку. Знаете, мисс Розамунда, у них там бывают отменные яйца. Настоящие крупные яйца, только что из-под курицы.

«Мисс Розамунда», возможно, не самое удачное обращение к женщине, которая уже восемнадцать лет как замужем, но давным-давно, после нескольких месяцев неловкости, когда она вообще никак не называла Розамунду, Джесси молча и совершенно самостоятельно решила, что раз «мадам» совершенно не сочетается с «молодым господином Джефри», то единственный выход — данное некорректное обращение. С тех пор и появилась «мисс Розамунда».