Революция и конституция в посткоммунистической России. Государство диктатуры люмпен-пролетариата - страница 7

Именно отношение к революции в авторитарном государстве делит оппозицию режиму на два непримиримых лагеря — «системную» и «несистемную». Если оппозиция отрицает революцию или тем более полагает революцию недопустимой, значит, она не ставит своей целью приход к власти и поэтому в лучшем случае может считаться «оппозицией Его Величества», а в худшем — собранием пустых резонеров.

Отношение к революции — это лакмусовая бумага, по которой сегодня можно легко и безошибочно отличить действительную политическую оппозицию от суррогатной. Либо политическая организация признает революцию — и тогда она на практике является оппозиционной, либо она не признает революцию — и тогда ее оппозиционность носит условный характер. Все промежуточные формулы вроде «мы против режима, но также и против революции» являются лишь лукавыми метафорами, использование которых носит, как правило, конъюнктурный характер.

Это не значит, что оппозиция должна любить революцию, но это значит, что она не может игнорировать ее неотвратимость. Она не может обещать несбыточное и поддерживать иллюзию того, что у революции в России есть альтернатива. Такое поведение было бы нечестным по отношению к массам и в конечном счете только подрывало бы доверие с ее стороны по отношению к оппозиции.

Вопрос об отношении к революции является психологически трудным для российских элит, в том числе оппозиционно настроенных к существующему режиму. Даже те политические силы, вся деятельность которых на практике сводится к его дестабилизации и провокации революции, предпочитают публично открещиваться от нее или, по крайней мере, высказываться о ней весьма неопределенно.

К сожалению, многие люди искренне верят в то, что можно изменить сущность вещей, поменяв их название. Они думают, что если революцию назвать как-то иначе, то она ею перестанет быть. Однако проблема не исчезает от того, что о ней не говорят вслух. Революция, безусловно, является главным вопросом текущей политической повестки дня и будет оставаться таковым до того момента, когда наконец станет реальностью. Естественно, что вопрос о революции должен все время оставаться в центре политической дискуссии, а не уводиться стыдливо на ее обочину.

Есть две причины, по которым революция оказалась персоной нон грата в среде русской интеллигенции. С одной стороны, на оппозицию давит собственное «интеллигентское» подсознание, а с другой — оппозиция отчасти пытается так бороться с агрессивной официальной пропагандой, которая превратила революцию в синоним апокалипсиса.

Русскую интеллигенцию сначала так сильно перекормили романтикой революции, а потом так долго пугали повторением кошмаров революции, что у нее возникла острая негативная аллергическая реакция уже только на само слово «революция». Сегодня революция повсеместно воспринимается ею как абсолютное зло.

В подсознании российской интеллигенции уживаются два взгляда на революцию: «марксистский» — сводящийся к тому, что революция является «повивальной бабкой» истории, и «бердяевский» — состоящий в том, что революция является продуктом гниения старого общества и «карой» ему за его грехи. Но истина, скорее всего, находится посередине.

Революция — это действительно всегда продукт распада (гниения) старого общества, и в этом Бердяев прав. Но этот распад позволяет вырваться на исторический простор силам нового общества, и в этом прав Маркс. Вопрос лишь в том, есть эти силы в наличии или нет, какова их природа, насколько они продуктивны и перспективны?

Революция есть зло, как есть зло любая смерть. Но, если смерть дает простор новой жизни, то диалектически она становится добром.

Таким образом, вопрос о пользе или вреде революции в значительной степени оказывается внешним по отношению к самой революции и сводится к тому, сложились ли в обществе силы, высвобождение которых приведет к существенным социальным и политическим изменениям? Если такие конструктивные силы созрели, революция, какую бы цену за нее ни пришлось заплатить, оказывается исторически успешной. Если таких сил нет в наличии, то такая революция становится «майданом».