Революция Марвина - страница 5
Марвину показалось, что манипулятор зажал его руку на случай побега из кабинета, но всего лишь показалось — директор только поменял слайд на «экране» своего стола. Теперь на нем выделялся человек-паук, словно в знак протеста против серости кабинета.
— Марвин, ты же знаешь, что это? Да? — профессор Марс смотрел на него с суровостью настоящего человека.
— Да, — лгать было практически невозможно — ген, отвечающий за вранье, притупляла ежегодная вакцинация. — Это герой комиксов. Старых комиксов.
— Почему тебя интересуют комиксы?
Марвин сглотнул.
— Мне интересно прошлое, профессор Марс. Я хочу написать научную работу о сравнении методов воспитания, применяемых в эпоху искусства и в эпоху робототехники и науки, — сказал Марвин и осекся. У него получилось соврать и даже не покраснеть. Невозможность этого события раскрепостила его, родила в голове такой взрыв, который возникает только при взрыве сверхновой. Потому Марвин продолжил говорить живо, как никогда: — Это будет полезно всем ученикам и будущим поколениям, профессор Марс. Я хочу доказать, что путь человека, увлеченного искусством, неизбежно приводит к коллапсированию личности. Искусство — это черная дыра, которая засасывает реальность человека. В будущем я надеюсь написать научный трактат на тему победы интеллекта над черной дырой искусства.
— Похвально, Марвин, — остановил его андроид. — Ты рассуждаешь не как девятилетний мальчик, а как вполне взрослый человек. И я скажу тебе как взрослому — если бы не твои превосходные гены, а также гены родителей — светил современной науки, то я бы без сомнения отчислил тебя из школы и направил на принудительную генную терапию.
Марвин ощутил жжение на щеках и потупил взгляд. Теперь он просто не мог солгать профессору — тот знал всё.
— Простите, я больше не буду вешать рисунки на стены.
— И на уроках будешь учиться.
— И на уроках буду учиться… — повторил Марвин, мысленно ожидая, что директор отпустит его домой и ничего не расскажет родителям. Те и так были разочарованы непослушанием сына. Они не могли найти на него управу из-за постоянной занятости, поскольку решали проблему, от которой зависела жизнь человечества.
— Скажи одно. Зачем ты это сделал?
В голове Марвина опять появилось то же новое слово «революция». Он чувствовал себя революционером, идущим против всех. Но он был всего лишь мальчиком и не мог изменить ничего. Только солгать в очередной раз вопреки генам:
— Я хотел спровоцировать их. Все сейчас заняты решением проблемы черной дыры, и шок мог вдохновить их на новые идеи.
— Ты сказал «вдохновить»? — Манипулятор протянулся к словарю с книжной полки, прикрытой жидким стеклом. Книга старого образца, созданная еще людьми с творческими навыками, легла перед Марвином на стол.
«ВДОХНОВЕНИЕ — степень творческого возбуждения, когда человек чувствует себя исторгнутым из области реальных впечатлений жизни и вовлеченным в круг отвлеченных переживаний».
Марвин прочел и не знал, что ответить на непоколебимую уверенность в своей правоте профессора. Он мог бы добавить слова Пушкина, поэта эпохи творческого романтизма, — «вдохновение нужно в геометрии, как и в поэзии», — но выдал бы себя еще сильнее. Марвин давно скачивал книги, написанные когда-то людьми для людей, читал их запоем, конечно, после выполнения всех уроков и нормативов. Эти книги наделяли его мозг особой силой. Он чувствовал, как она бегает по клеточкам тонкими нитями электрических разрядов и связывает совершенно разные в его привычном мире вещи.
— Простите, профессор Марс. Я озадачился поиском данных для научной работы и перечитал много книг, опровергающих теорию искусства. Борк Майнд писал об аномалиях творческого вдохновения и его побочных эффектах. — Марвин сам не понял, откуда его мозг почерпнул информацию в столь нужный момент, и едва сдержал улыбку.
— Да, я помню, о чем писал Майнд. Но тебе, девятилетнему мальчику, еще рано читать о пороках и психических расстройствах людей искусства. Тем более, эти изъяны давно искоренены в нашем обществе, и оно никогда уже не пойдет по прошлому суицидальному пути.