Ревущие сороковые - страница 11

Наша флотилия вышла на промысел в конце ноября. Нам предстояло почти месяц плыть по морям и океану, чтобы добраться до Антарктики.

В Гибралтаре флотилия сделала первую остановку. Китобойцам надо было заправиться горючим, пресной водой и свежей пищей. Для бункеровки по два судна подходили к «Салюту», как к матке, и через шланги сосали ее.

На бункеровку уходило не больше часа, но любому моряку этого времени достаточно, чтобы поделиться с приятелями новостями и позубоскалить. На «Пингвине» острословов и «травил» оказалось больше, чем полагается на небольшое судно. Они, конечно, со своими добавлениями, пересказали все, что услышали от Улы Ростада. И «китобайки», как их тут же окрестили, пошли гулять по всей флотилии.

До ушей политработников они дошли в океане. Инспектор по политработе Стайнов вызвал к радиотелефону капитана «Пингвина» и парторга.

— Что же это вы, товарищи, делаете? — грозно заговорил он. — Какие-то дурацкие «китобайки» придумали. От пингвиновцев чертовщина по флотилии гуляет. Вы нам не гарпунеров готовите, а каких-то суеверных переска-зывателей Библии.

— Мы предупреждали Михаила Демьяновича: Ула Ростад в учителя не годится. Он человек старого покроя. И держится не по-рабочему, а фон-барон какой-то: китобоя в слугу превратил и без бога ни шагу. Отзовите старика к себе на китобазу. Он скоро не только Ветхий завет будет пересказывать, а псалмы запоет.

— Но-но… не преувеличивайте, — остановил парторга Стайнов. — Отзывать Ростада мы никуда не будем, но вас обязываем обезврежи-вать старика. Заставьте коммунистов посещать его собеседования, а потом соберитесь отдельно и разоблачайте религиозные бредни. Отделяйте шелуху от полезного. Ясно?

Капитан «Пингвина» Павел Анисимович Сыретинский, услышав эти наставления, недовольно покрутил головой и обратился ко мне:

— Поняли, чего от нас требуют? С сего дня будьте любезны посещать беседы Ростада. Считайте это общественным поручением.

Сыретинский мог бы стать хорошим капитаном, если бы его не одолевали чрезмерная осторожность и непонятная робость перед начальством. Вышестоящим он всегда говорил только «есть» и «добро», даже когда следовало сказать твердое «нет». Вид у него при этом был какой-то виноватый, словно он не надеялся надлежащим образом выполнить то, что ему велели. За эту черту и какой-то запущенный вид мы втайне презирали Сыретинского, но не выказывали своего отношения — все же он был вдвое старше каждого из нас и годился нам в отцы.

Первые дни, радуясь теплу, мы вытаскивали из чемоданов майки, плавки и в свободные часы ложились на открытую палубу, подставляя солнцу то спину, то живот.

Не прошло, однако, и недели, как духота и жара стали донимать нас. Пришлось срочно натягивать тенты и прятаться под ними от палящего солнца. Но что придумаешь для машинной команды? Внизу, у лязгающих механизмов и котлов, жара доходила до шестидесяти градусов. Кочегары и машинисты выбирались наверх, черпали брезентовыми ведрами забортную воду и обливались. Но этот душ мало приносил облегчения: океанская вода была такой же теплой, как воздух.

Мы попали в зону штилевой погоды. Порой казалось, что перед нами не зеленоватые воды океана, а расплавленное бутылочное стекло, поверхность которого затянута неразрывной пленкой. Только форштевни наших судов с едва слышным звоном резали ее, отваливая в стороны лоснящиеся пласты.

Яркий тропический день угасал мгновенно. Смена красок на небосклоне продолжалась всего лишь несколько минут, сразу все заволакивала бархатистая тьма.

Вечером рассекаемая форштевнем вода вдруг загоралась нежно-голубым пламенем и вихревым, искрящимся потоком уходила за корму, где, крутясь, разливалась длинной молочной полосой.

В душных каютах и кубриках невозможно было заснуть. Мы вытаскивали матрацы, расстилали их на верхней палубе и, не укрываясь даже простынями, наслаждались ночной прохладой.

Над нами уже сверкали звезды южного полушария. Лежа, мы глядели на них и угадывали их названия:

— Вот, конечно, Южный Треугольник. Там Центавр… Ворон, Дева, Чаша… А это Южный Крест. Вот он какой!