Режим бога (Последний шаг) - страница 8
— Я не хочу! — стенал он. — Я хочу назад!
Он все понял. Это была его смерть, суровая и равнодушная к нему и ко всем остальным. Это она обратилась в белое свечение и стояла там, за окном.
Мать уже вскочила, уже трясла опустевшее тело Ноиро за безвольные плечи, уже что-то кричала. По ее лицу текли потоки слез, отец пытался удержать ее, но она вырывалась и хотела поднять ребенка на руки.
Ноиро дернуло, будто током. При каждом рывке тела разрядом молнии било и его, свободного. И мальчик… обрадовался.
— Назад! — закричал Ноиро, не слыша себя, но точно зная, что будет так, как он скажет.
Снова пинок, кувырок, боль…
…Страшно болит голова, тело придавило гигантским прессом, но что-то изменилось, что-то сильно изменилось!
Ветерок, дующий из распахнутого в черную кийарскую ночь окна, холодил испарину, выступившую на лбу Ноиро. Волосы мигом промокли от пота.
Мальчик облизнул растрескавшиеся губы и попросил воды. Он никогда и никому не рассказывал того, что с ним случилось.
Но приоткрыть завесу своей тайны ему, однако, пришлось два года спустя.
Конечно же, как всякого ребенка, смутная угроза чего-то непонятного первое время его отпугивала. Стоило Ноиро ощутить в себе подозрительные симптомы — гудение и вибрацию во всем теле — как ему тут же мерещилось удушье, он паниковал, подскакивал и гнал от себя подступившее оцепенение. Иногда из-за этого он не давал себе уснуть на протяжении всей ночи, чтобы в полусне опасная сила не вышвырнула его из тела в белую ночь смерти.
Но однажды его сморило прямо днем. Он вернулся после учебы домой и сел в кресло отдохнуть, пока мама хлопотала у плиты. Сел в кресло, а очнулся в верхнем углу комнаты, под самым потолком.
Ноиро отчетливо различил не замеченную мамой паутинку на стыке потолка и стены. А еще в глаза бросалась тонкая трещинка на побелке.
Он висел в воздухе! Он был невесом, как во сне!
Мальчик всплеснул руками, как птица крыльями, и переместился из одного угла комнаты в противоположный.
«А-а-а, так я просто сплю!» — несколько разочарованно подумал он.
Вот сейчас просто надо постараться и открыть глаза. Вот… вот сейчас…
Ничего не получилось. Прежде, стоило ему подумать о возможности сна, наступало пробуждение.
Ноиро нырнул вниз и встал ногами на пол. Подошвы ничего не ощутили, но он понял, что при желании может ходить, как обычно.
С содроганием взглянув на себя, кульком развалившегося в кресле, мальчик решил, что раз уж это такой хитрый сон, то и делать в нем можно, что заблагорассудится. Например, прийти в кухню и подшутить над мамой. Хотя, конечно, это даже во сне не самая лучшая идея. В их семействе вот-вот ожидалось пополнение, отец едва ли не носил маму на руках, всем своим видом и поведением внушая Ноиро такие же трепетные чувства к ней и будущему брату или сестре.
Позевывая и потягиваясь, мальчик отправился в кухню.
— Привет! — сказал он маме.
Та не обратила на него никакого внимания.
— Ма-а!
Она взглянула на часы и продолжила помешивать какое-то варево, в задумчивости покусывая губы. Кажется, Ноиро был для нее невидим.
Чтобы проверить это, Ноиро запрыгнул на подоконник, перебрался на стол и, не схлопотав за это никакого наказания, решил снова полетать. Хороший сон! Попробовал бы он вести себя так же наяву!
— Ма-ма! Ма-ма-ма! Мама! — хохотал он, то взлетая к потолку, то пикируя на пол.
С таким же успехом Ноиро мог бы разговаривать с солнцем или звездами.
И вот в один из пируэтов его неудачно занесло и швырнуло на плиту. Мальчик смутно ощутил раскаленную кастрюлю и, поддавшись инстинкту, отпрянул. В тот же миг мама повернулась к плите. Оба они вздрогнули, как от удара током, и Ноиро понял, что каким-то невероятным образом очутился внутри огромного, как надутый воздушный шар, маминого живота.
Звуки вернулись. Все, что происходило снаружи, сюда доносилось глухо и слабо. Кажется, мама там что-то мурлыкала себе под нос. Зато здесь, внутри, было очень шумно, как обычно у нее в кастрюлях: что-то ухало в однообразном такте, что-то поскрипывало, булькало. И большую часть пространства занимал едва различимый в потемках кокон.
— Ой! — сказал Ноиро и, пригнувшись, заглянул сквозь стенки кокона.