Режиссер - страница 23
Сейчас он уже сомневался, что в стене и вправду есть дыра. Он помнит, как наутро собирал с пола осыпавшуюся штукатурку и клочья обоев, но понимает, что и это могло быть частью его видения.
Позади что-то тихо потрескивает.
Перестав барабанить по рулю, он вглядывается в зеркало заднего вида, но там беспроглядная тьма, и он уже думает, не сдать ли назад, когда задняя дверь неожиданно открывается. Обернувшись, он видит, как женщина пытается перебраться из инвалидного кресла в машину. Он машинально жмет на газ, отпускает сцепление и выруливает на дорогу. Сменив передачу, смотрит в зеркало заднего вида. Сердце бешено бьется в груди.
— Что за черт, — бормочет он сам себе.
По бокам струится пот из-под мышек. Трясущейся рукой он выключает обогрев, проводит рукой под носом.
Он пытается сосредоточиться на мысли о первом дне съемок, о том, что происходит в ризнице, о первых кадрах, но темнота то и дело закрывает картину.
Черное скачущее полотно за молочно-белым стеклом.
Сразу за Стоксундом он подавляет в себе порыв свернуть на встречную полосу и столкнуться с автобусом из Норртельи.
Забрав из кабинета рукопись со сценарием, Ингмар спускается по лестнице в столовую и садится за стол. В музыкальной гостиной кто-то неспешно разыгрывает гаммы, повторяя их помногу раз.
Он взглядывает на старые фруктовые деревья в темноте за окном.
Сначала он думал, что первыми кадрами будут решетчатое окно, распятие и приходские деньги.
Но теперь он сказал себе, что никакой необходимости в этом нет. Не стоит увязать в деталях и композиции. Мысль о картине в картине. О периферийной символике.
Единственное, что имеет значение, — он остался верен осознанию себя в качестве пастора.
Звуки фортепьяно стихают, у него за спиной раздаются шаги по паркетному полу, сухое поскрипывание. Кэби садится на диван. Скребет ногтями обивку. Бахрома подрагивает.
— Я тоже уже заканчиваю, — говорит он, перелистывает несколько страниц, проверяя реплики, в которых не уверен.
— Ты устал?
— Просто хочу получше подготовиться. Эти съемки должны пройти с максимальным результатом. Знаю, что обычно случается много чего непредвиденного, однако на этот раз мне пришлось просчитать все до мелочей, на самом деле нам надо не так уж и много денег.
— Ты мог бы всем это объяснить.
— Да, — вздыхает он, закрыв папку с рукописью. — Или уж будь что будет.
Вставая, Ингмар успевает заметить, что диван пуст, и одновременно боковым зрением улавливает стремительное движение над серой травой за окном.
Сквозь столешницу, сделанную из тонированного стекла, он видит Кэби. Она лежит на спине на полу.
— Ты видела кошку, что ошивается в нашем саду?
— Нет.
Ингмар садится.
— Кажется, она здесь поселилась, — тихо говорит он, вспоминая, как стриг траву за день до переезда на Торё. Кислый запах яблок, когда стальное лезвие рассекает недозрелые плоды, лежащие на земле. Кошка вздрагивает, отпрыгивает в сторону.
— Ты знаешь, что я жила в свободном браке с Гуннаром, — говорит Кэби. — По-моему, он переспал со всеми скрипачками по всему…
— Да, ты уже говорила.
— Но мы и не пытались это скрывать, — продолжает она. — Мы не лгали друг другу, мы честно рассказывали, что…
— Но я бы никогда так не смог, — перебивает он.
— Не смог бы жить в семье, где никто никого не обманывает?
Он проводит рукой в тесной прохладной щели между подлокотником и диванной подушкой.
— Я никогда не смогу принять тот факт, что ты спишь с кем-то еще, — отвечает он. — Безусловно, я старомоден и все в таком духе, но если человек вырос в доме пастора…
— То это не значит, что человек обязательно станет пастором! — продолжает она, переходя на крик. — Я поняла, что для твоих родителей главное было соблюдать внешние приличия, но…
— Прекрати! — орет он. Кулак с глухим стуком бьет по толстой стеклянной поверхности стола, подпрыгивает и тоненько дребезжит блюдце с яблоком.
— Просто мне кажется, ты слишком высоко ценишь ложь, — спокойно говорит Кэби.
— Не знаю, что тебе на это сказать…
— Начиная с завтрашнего дня ты с концами исчезнешь на своих съемках, в этом году мы едва ли с тобой увидимся.
— Не надо преувеличивать.