Ричард Длинные Руки — князь - страница 29

– Что будете на завтрак, мой лорд? – произнесла Вирландина.

– Да че-нить съедобное, – сказал я. – Можно просто еду.

Она проговорила без тени усмешки:

– Хорошо, тогда я на свой вкус.

– Это будет прекрасно, – сказал я.

– Завтракать предпочитаете здесь, – спросила она, – или в завтракальной?

– Лучше в завтракальной, – ответил я. – А то если здесь, то надо прямо в кровати!

Она усмехнулась, подала мне руку, и я величаво вывел ее в соседнюю комнату. Слуги, не делая ни малейшего лишнего жеста, распахивали перед нами двери.

Завтракальная представляет собой небольшую и скромно убранную комнату. В середине стол и всего два кресла на противоположных концах, на стенах ковры и гобелены, на середине стола золотой двурогий подсвечник, у двери с обеих сторон еще два, помассивнее.

Я усадил Вирландину, вернулся на противоположный край стола.

В комнату неслышно начали входить слуги и, не поднимая глаз, ставили на стол тарелки с завтраком. Я жадно потянул носом, люблю яичницу с беконом, но почему-то здесь ее редко готовят.

– Прекрасный выбор, – сказал я с чувством. – Именно то, что мне нравится!

Она произнесла безмятежно:

– Вина, мой господин?

Я невольно покосился в сторону слуг, явно же услышали, морды, покачал головой:

– Благодарю, но… правителю нужна ясная голова.

Она чуть наклонила голову:

– Мудрый выбор. Кто начинает пить с утра, тот весь день уже ни на что не годен. Ни на что, как вы понимаете.

Я наклонил голову к столу, чувствуя, как начинаю краснеть, слуги совсем рядом, перекладывают мне на тарелку вкусно пахнущую яичницу с луком.

– Да… предполагаю…

– Как вам ветчина?

– Прекрасно, – сказал я с чувством. – Я вижу, и это у вас получается прекрасно!

Она улыбнулась и показала взглядом на слуг, мимо них ничего не проскочит незамеченным и неуслышанным.

– У нас хорошо получается все, – произнесла она со вкусом.

Слуги удалились по движению ее брови, она сказала тихонько:

– Хочу повторить, что сегодня ночью, мой лорд, вы сделали очень мудрый шаг…

Я пробормотал:

– Меньше всего я думал о мудрости.

Она мягко улыбнулась.

– Я расцениваю это как комплимент, чтобы не разочаровываться в вашей политической прозорливости. Это нужно было сделать, чтобы укрепить свои позиции. Теперь к вам будут относиться с большим доверием.

– Что-то я себя гадко чувствую, – пробормотал я. – У нас для таких мужчин есть определенный термин. Не совсем лестный. А если откровенно, то совсем не лестный.

Она сказала участливо:

– Правда? Тогда расценивайте иначе: это я постаралась вас затащить в постель, чтобы с вашей помощью удержать свои пошатнувшиеся позиции. Когда был жив Фальстронг, я была его любимой невесткой, все со мной считались еще и потому, что за моей спиной стояли король и его сын. Теперь же те, кто старался вертеться при моем дворе ради выгоды, куда-то исчезли…

Аппетит у меня начал улучшаться, я повеселел, как Вирландина и рассчитывала, с удовольствием пожрал всю яичницу и ветчину, чуть было не затребовал добавки, но ощутил, что в животе потяжелело, надо остановиться.

– Я слышала, – произнесла она негромко, – вы начали собирать налоги в королевскую казну. Многие, конечно, недовольны уже сейчас, но пока терпят, так как вы очень умело увязали это с прекращением гражданской войны, а вдобавок пообещали этот строгий режим через год отменить…

Я придвинул к себе широкое блюдо с мелкими поджаренными пирожками, ухватил сразу два. Она наблюдала за мной с доброй материнской улыбкой.

– Нет-нет, – уточнил я. – Отменять ничего не буду. Просто через год я отстранюсь от управления Варт Генцем, а вы тут отменяйте что хотите и как хотите. Только больше решать свои проблемы не зовите!

Она кивнула:

– Да-а, это многих успокаивает, а другие просто решили потерпеть годик. Скажите откровенно…

– Не скажу, – перебил я и улыбнулся, мол, шутка, но мое лицо оставалось серьезным. – Вот такая перед вами свинья.

– Я не выпытываю тайны, – ответила она мирно, – знаю, вы из тех, кто даже в постели ничего не выболтает. Я просто спрашиваю, чем я могу помочь.

Я быстро перебрал варианты, самый большой голод у меня, как вообще-то у любого реформатора, на людей. Либо не понимают, либо не умеют, либо не хотят, все приходится делать с хитрыми вывертами, прикрываясь совсем другими мотивами.