Рикошет сна - страница 12

Грабабайт виляет хвостом над травой, давая понять: хоть высокие стебли и скрывают его тельце, наш доблестный охранник никуда не исчез и продолжает обеспечивать конфиденциальность нашего разговора.

— Мог ли Арчи попасть туда такой же телепортацией, которой мы забирали его? — интересуюсь я. — Она, кстати, оказалась не такой уж и энергозатратной. Или он как-то выживал там один после потери родителей?

— С чего ты взяла, что те комнаты наверху принадлежали его родителям? — хлопает глазами Эмма. — Арчи мог быть случайным бродягой, бывшим слугой, позарившимся на состоятельные домишки мародером…

— А смартфон его, как он? — продолжаю пытать я.

— Похоже, все-таки повредился при переходе, — я снова слышу тот же резкий тон Вильгельма, который сигнализирует досаду. — Мы его храним в сейфе, но пока не знаем, подлежит ли он восстановлению.

Странно. Ситуация авральная — а два ментора из пяти вальяжно прогуливаются вместе со мной вдоль моря, вместо того чтобы отчаянно пытаться реанимировать телефон Арчи или выудить информацию из него лично.

— Мы полагаем, что в следующей вашей совместной миссии снова придется посетить некий дом. Попробуй дать там ему самостоятельность, — инструктирует меня Эмма, — или даже нет, вели его эту самостоятельность проявить. Пусть в одиночку, вне твоего поля зрения посовершает какие-нибудь действия, а потом доложит о них.

— Ага, доложит он, — не верю я, — скажет, опять память отказала.

— Докладывать о действиях Арчи может не только сам Арчи, — хихикает из клумбы Грабабайт, — а мы потом сверим то, что увидели менторы, то, сообщил мальчик, и то, что сообщил я.

Ок, пускай будет так.

До самого отхода ко сну я занимаюсь одним и тем же — всякой ерундой, которая помогла бы мне отогнать мысли о Большой Земле. Я уже давно не принадлежу к ней, почему бы она должна меня волновать? У меня есть свои непосредственные дела и задачи и днем, и ночью. Если вникать во всепланетные проблемы, с которыми не смогли справиться эксперты всех континентов, я (да и кто угодно) только зря разбередит себе нервную систему и вгонит себя в депрессию. Не думать, не думать, не думать… о розовом слоне.

К Арчи до отхода ко сну я даже не заглядываю — ни к чему. Пусть отсыпается, отъедается и смиряется с осознанием того, что теперь он часть Ритрита. Ночью на Ту Сторону мы выходим, как и в прошлый раз, практически одновременно.

Подростковая насупленность не покидает моего подопечного. Вернее, в его конкретном случае эта типичная возрастная насупленность оказывается возведенной в третью степень, помножившись на недоверие к нам, ритритовцам, и бескрайнее отчаяние от того, на что он успел насмотреться до того, как попал на наш безмятежный Архипелаг.

Мы в поселке, протянувшемся по обе стороны широченной трассы. Его обитатели, несомненно, зарабатывают на жизнь обслуживанием туристов и проезжих — вокруг поселка до самого горизонта простираются луга, а дома пестрят вывесками «Хостел», «Ночлег», «Массаж», «Домашний обед», «Аппетитный отдых».

— Куда мы идем? — в блеклом голосе моего ученика не звучит никакого энтузиазма. Впрочем, мне в свое время тоже приходилось преодолевать и апатию, и сомнения, и откровенное нежелание выполнять задания, навязанные Той Стороной — поэтому я его отчасти понимаю.

— Куда велят. Я пока не знаю.

Грабабайт подбегает к краю траншеи, прорытой вдоль проезже-пешеходной части улицы:

— Восхитительно! Прогулочная часть для домашних животных расположена ниже уровня земли! Чтоб они не какали туристам под ноги и не бросались под колеса их машин!

В траншее деловито бредут в обе стороны свиньи, ламы и пятирогие козы. Животные без погонщиков и пастухов строго придерживаются своей полосы движения и не лезут на встречную. Граба без раздумий сигает на спину лоснящемуся борову и катит куда-то по свом делам. Я не вмешиваюсь. Кот должен гулять сам по себе, тем более что на Той Стороне его мало что может удивить.

— Какое чудное название, — вытягивает руку Арчи. Какие же у него все-таки пианистские запястья.

Я вздрагиваю. Ученик впервые проявляет хоть какую-то инициативу. «Байковый сон» — гласит вывеска над крыльцом двухэтажной семейной гостиницы. Приземистый дом терракотового оттенка, в заросшем сорняками саду лениво копошится растрепанная старуха.