Ринго Старр - страница 9

стр.

в Виррале.

Ричи снова пришлось на время забыть о школе — только в 1955 году он поправился настолько, что мог вернуться домой (где теперь появился маленький черно–белый телевизор). Все, что ему оставалось делать, это вернуться в Dingle Vale, чтобы «забрать документ, подтверждающий то, что я ушел из школы. Это было необходимо для того, чтобы устроиться на работу. А они даже забыли, что я у них когда–то учился».

Еще более унизительным было для Ричи собеседование в бюро трудоустройства молодежи: ему предложили вакансию рассыльного на железной дороге, при условии, что он окончит среднее образование в Риверсайдском техническом колледже. Рассыльный на железной дороге — это, конечно, не машинист, но зато, оставшись на постоянную работу, он мог рассчитывать на то, что лет этак через пятьдесят он выйдет на пенсию начальником станции с золотыми часами.

Что бы ни скрывалось за таинственной дверью с надписью «Посторонним вход запрещен» (такая есть на каждой станции), уже через неделю Ринго перестал испытывать какие–либо иллюзии относительно своей работы. Он представлял, как с важным видом будет вышагивать в новенькой униформе, однако ему выдали лишь кепку. «…Чтобы получить остальное, нужно было, очевидно, пропахать лет двадцать. Ну, как бы то ни было, я не прошел медицинское обследование и свалил оттуда через два месяца».

Его следующей профессией была должность бармена–официанта на пароходе, который курсировал между Нью–Брайтоном и пристанью Короля Георга. Жалованье Ричи составляло три фунта десять шиллингов в неделю плюс чаевые, которые он получал, как правило, в часы пик, когда даже не имел возможности присесть, бегая от столика к столику с подносом с напитками, напялив на себя положенную по уставу двухцветную куртку.

Свободное от работы время Ричи проводил со своими дружками; когда чьи–нибудь родители уезжали на целый уикенд, «устраивались вечеринки, во время которых все напивались до потери сознания». На свои более чем скромные средства они могли себе позволить лишь девонский сидр в гостиных, превращенных в «логова беззакония», при тусклом свете настольных ламп, обмотанных платками; они отодвигали кресла, чтобы обеспечить себе пространство для поцелуев и объятий, которые нередко прерывались приступами тошноты. Все это действо происходило под грохот проигрывателя в углу, начиненного диском на семьдесят восемь оборотов.

Позже появились пластмассовые «сорокапятки», которые к 1955 году окончательно заменили пластинки на семьдесят восемь оборотов, возвестив пришествие эры тинейджеров (этим словом стали обозначать всех молодых людей от двенадцати до двадцати, которые теперь сами решали, взрослеть им или нет). Конфликт поколений перерос в настоящие боевые действия, и новая поросль гордо именовала себя не иначе как «независимые потребители», однако компания Би–би–си, которая железной хваткой держала за горло практически все средства массовой информации, навязывала обществу свою музыку, отвечавшую вкусам ее руководства: Black and White Ministrel Show, велеты и танго из Come Dancing Виктора Сильвестра; Spot the Типе с Мэрион Райэн и зажигательные калипсо Сая Гранта во время его выхода в эфире радиопередачи Tonight Клиффа Мичелмора.

Кое–кто полагал, что такая старомодная музыка звучит только в дешевых радиоприемниках, но, к сожалению, такое положение дел было характерно и для новейших Вrаип, и для самых примитивных радиограмм; монополию на послевоенный радиоэфир захватили «The Beverley Sisters», Дональд Пирс («The Cavalier of Song») и им подобные. Что же касается музыкальной стороны дела, то и здесь «при всем богатстве выбора не было альтернативы», кроме Арчи Эндрюза, «Мистера Пастри» и «ланкастерского школьника» Джимми Клитероу.

«Я бы не сказал, что они относятся к числу моих любимых комедиантов», — заявил как–то Ричард Старки.

Ни одной молодежной передачи не было и на Независимом телевидении (ITV), которое появилось в 1956 году; в числе первых трансляций были еженедельные телепредставления с участием американской певицы Патти Пейдж («The Singing Rage»)