Робин Гуд - страница 6

стр.

– Простите, батюшка! Я совсем не хотел вас огорчить.

– Верю. Но, мальчик мой, в твоих забавах любой пустяк может закончиться бедой. Я-то тебе прощаю, однако игры твои с луком и стрелами мне не по нраву.

– Умоляю, забудьте мое легкомыслие! – в голосе юноши звучало искреннее раскаяние. – На этот поступок меня толкнула гордыня.

– Гордыня?

– Да, да! – горячо воскликнул Робин. – Разве вчера после ужина вы не сказали мне, что я еще не настолько хороший стрелок, чтобы спугнуть лань, задев шерстинку на ее ухе и при этом даже не поцарапав животное? Ну вот я и решил… опровергнуть ваши слова.

– Хорош довод, нечего сказать! – хмыкнул Хэд. – И это я слышу от своего ученика! Ладно, забудем все, но обещай мне, сэр Робин, не превращать серьезное дело в забаву. Мастерство ты свое доказал, и, думаю, лучшего стрелка не найти во всем графстве, а может, и во всей Англии.

– Пусть у меня отсохнет правая рука и ни одна стрела не попадет в цель, если я забуду все, что вы сделали для меня, отец!

– Робин, не следовало бы тебе продолжать называть меня отцом; мы связаны с тобой лишь доверием и дружбой. Ведь отныне ты все знаешь о себе… Не возражай, я верю, что ты привязан к нам с Мэгги… Проводи меня немного, я хочу с тобой кое о чем побеседовать… – Гилберт Хэд двинулся по дороге, ведя в поводу пони, примчавшегося на свист хозяина. – Есть у меня некое предчувствие, что в скором времени нам с твоей приемной матерью придется нелегко.

– Что за странная мысль, отец?

– Ты уже взрослый, и, благодарение Господу, сил и храбрости у тебя хватает. Мы год от года старимся и расстались бы с миром со спокойной душой, если б только приоткрылась тайна твоего рождения.

– Тот рыцарь… он никогда больше не объявлялся?

– Нет, – нахмурился Хэд, – а известие от него я получил всего однажды.

– Может быть, он погиб в битве?

– Кто знает… Спустя год после того, как тебя оставили в нашем доме, неизвестный посланец вручил мне мешок с серебром и пергамент, но оттиска герба на воске, которым он был запечатан, не оказалось. Я отнес пергамент священнику; тот прочитал мне его, а я запомнил все слово в слово. Вот что там значилось: «Добрый Гилберт, год назад я поручил твоим заботам ребенка и взял на себя обязательства по его содержанию; тебе вручат причитающуюся сумму. Ныне я покидаю Англию на срок, который мне пока не известен. Поэтому я принял меры, чтобы ты ежегодно и впредь получал обещанные деньги. Как только наступит время очередного платежа, тебе следует явиться в канцелярию шерифа Ноттингемского[3], и ты получишь сполна за свои труды и милосердие. Воспитай мальчика как своего сына. Я же по возвращении явлюсь за ним». Подписи и даты под пергаментом не было, откуда явился посланец – осталось неизвестным. Он исчез так же безмолвно, как и появился. Тебе теперь известно все, что поведал нам о твоем благородном происхождении твой опекун; однако, если не считать его слов, других подтверждений этому нет… Кое-что должен знать мой шурин Роланд Ритсон, но и он как сквозь землю провалился…

– Я не пойму, отец, что вас так тревожит, – пожал плечами юноша. – Как по мне, я жил бы с вами и дальше без всяких перемен.

– Так-то оно так, сынок… И шериф ежегодно вручает мне эти гинеи, непонятно откуда поступающие, а Маргарет бережет их в чулке для тебя, и на здоровье мы пока не жалуемся… – продолжал рассуждать вслух лесник. – Но ведь нет никакой уверенности, что рано или поздно ты получишь те почести и богатство, что принадлежат тебе по праву рождения. Если твой покровитель не объявится до нашей кончины, мои последние часы будут отравлены великой печалью…

– Бог с вами, отец! Вы с матерью еще долго проживете!

– Как знать, Робин, – вздохнул Хэд. – Но, если нас разлучит внезапная смерть, помни твердо: ты наш единственный наследник. Хижина, в которой ты вырос, и земля вокруг нее – твои. С деньгами, что предназначались на твое содержание, скопившимися за пятнадцать лет, ты можешь жить в довольстве.

Юноша быстро отвернулся, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы, а затем, вскинув подбородок, весело воскликнул:

– Зачем говорить о разлуке, отец! Мысли о таких вещах делают нас слабыми. Я уже взрослый мужчина. Когда-нибудь все откроется, а нет – и это не помешает мне радоваться жизни. Пусть я не знаю своего настоящего имени, зато мне ясно, кем я хочу стать: лучшим стрелком в мире!