Родиной призванные<br />(Повесть) - страница 8

— Конечно, у себя вернее, — улыбнулась Надя. — А то ведь всякое может случиться.

Геллер не понял намека и знай свое:

— Да, да, пани Надя. Нужны деньги, марки. — Отто поднялся, подошел к двери и плотнее ее закрыл.

— Господин Отто! Да вы не стесняйтесь. Пожалуйста, откровенно. Пожалуйста! А там, — Аня указала на дверь, — моя старая мать. Она плохо слышит.

— Я могу дать доктору разные лекарства, инструмент, бинт, вату. Я знаю — у вас нет лекарств, нет бинта.

— Да! Мы в большой беде. А чем вам платить? Марок нет. Советские деньги вас не устроят.

— Я хочу шпик, масло, яйки… Как говорят — пока.

— Совсем как в сказке братьев Гримм, — улыбнулась Надя. — Приходит добрый гномик и приносит мешок подарков.

— О, майн гот! В наши дни быль, сказка — все смешалось. Выпьем, пани, за счастливый конец нашей великой сказки.

— Будет и конец! — воскликнула Аня. — Очень хороший! Как говорят немцы: «Энде гут, аллее гут». Конец хороший, все хорошо!

— Фрау Аня знает немецкие мудрые слова? Я доволен вами, милые пани. Очень доволен. Я буду хорошо говорить о пани своим друзьям. Напишите, пани, — обратился он к Наде, — какие вам лекарства.

Надя попросила поскорее достать аспирин, стрептоцид, йод, спирт…

Перед уходом Геллер обратился к девушкам с монологом:

— Милые пани! Национал-социалисты понимают нелегкое положение русской интеллигенции, поступившей на службу к германскому рейху. Примите мой совет. Не бойтесь. Страх — это плохо. СД действует четко, оперативно. На сорок километров вокруг авиабазы — полный покой. Все большевистские агенты и прислужники изъяты! — воскликнул гитлеровец. — Уничтожены! Да! Да! Я говорю вам это… — Он понизил голос до шепота, — от имени генерала Цепнера, шефа имперской службы безопасности. Да, да. Я все знаю! Хайль Гитлер! — На слове «Гитлер» он пустил такого «петуха», что женщины невольно улыбнулись. — Хайль… Хайль!.. — Он щелкнул каблуками и вышел.

— Аннушка, милая! — бросилась к ней Надя. — Какой день! Ну, пожалуйста, передай Костику, что у меня будут лекарства.

— Косте Поворову? Ты его знаешь?

— Да ты что, голубушка! Мы же родня. Даже больше, чем родня. У нас с ним и мысли, и желания одни.

«Зачем Митрачковой так много лекарств?» — подумала Аня Морозова, а потом не выдержала и спросила:

— Больно ты заботливая. В немецкой управе работаешь. Тяни уж эту лямку как-нибудь, для вида.

— Своих жалею… Ведь одна я на всю округу.

— Так у вас есть главный врач. Пусть у него и болит голова об этом.

— Ты, думаю, понимаешь, что творится кругом. Сколько наших людей нуждается в помощи. Приходят из-за Десны окруженцы, партизаны.

— Боже мой! Разве ты не знаешь приказа Гитлера? За помощь окруженцам, комиссарам, евреям…

— Смерть! — вызывающе вскинув голову, ответила Надя. — Мы с тобой комсомолки! Да и немцы не посмеют преследовать врача за оказание медицинской помощи.

— Эх ты, милая, добрая чудачка! Да не таким, как ты, фашисты крутили головы. Поберегись! А Поворову я все скажу. Попрошу за тебя… Лекарств у Геллера достану. А теперь иди! Скоро комендантский час.

На пороге дома Надю встретил отец:

— Да, Надюша, чуть было не запамятовал. Директор школы тебя спрашивал… Кабанов.

Надя посмотрела на часы-ходики.

— Пойду завтра.

Сын колхозника Андрей Кабанов посвятил свою жизнь школе. Он окончил Стародубское педучилище, стал учительствовать, продолжая свое образование заочно на историческом факультете московского пединститута. Летом он готовил школу к зиме, не хотел мириться с мыслью, что сюда, в Радичи, придут фашисты. А случилось так, что и повестку он получил в тот день, когда в Сеще и Дубровке появились вражеские парашютные десанты и несколько танков, прорвавшихся из Белоруссии. Много молодых людей так и остались не призванными в армию.

Кабанов бросился за реку, надеясь попасть в Дубровский партизанский отряд Мартынова. Но отряд понес большие потери и временно рассредоточился по лесным деревням. Андрей не нашел партизан, зато встретил Ивана Жарикова, своего давнего знакомого.

— Давай, Андрей, к фрицам проникнем на службу. Кабанов велел ему притихнуть, даже пригрозил партизанами.

— Ты куда меня тянешь? Чтоб от своих отвести? Чтоб смерть за мной ходила? — И совсем тихо: — Жена, доченька… Люблю их безмерно.