Рога Добра - страница 19

Очередной день выдался холодным и промозглым. В столицу шла зима, и лишь благодаря дьявольскому пальто мне удавалось не замерзнуть. Москвичи бесстрашно ходили по первому тонкому льду на Чистых прудах, обнимаясь прямо под табличкой «На лед не выходить, опасно!». В воздухе витал дух безнаказанности, – провалиться в воду больше не означало неминуемую гибель. Даже если народ этого не знал, интуитивно многие это чувствовали.

Я сидел на скамейке и размышлял о множестве видов Ада, существующих в литературе и в нашей жизни. Мне хотелось найти выход: использовать нестандартный подход, обратиться к метафорам. Это помогает в ситуациях, когда выхода, кажется, попросту нет.

Краем взгляда я заметил, что в парке по двое или по трое собираются группы людей, члены которых периодически поглядывают на меня. Такое внимание было неприятным. Граждане не были похожи на типичных гостей Чистых прудов, а также не походили на туристов. Это были мрачные мужики, закутанные в черное, будто сошедшие с экранов бандитских сериалов из девяностых годов. Я постарался игнорировать их, но не вышло. Меня откровенно сверлили взглядом.

– Хорошо, пойду домой, – пробормотал я, вставая со скамейки. Странные господа в темном не подходили близко, но заставляли чувствовать себя неуютно. – Что за город такой…

У меня не было ни единого объяснения тому, почему прохожие столь недружелюбны по отношению ко мне. Кажется, в России для некоторых граждан хорошая одежда, дорогая обувь и печать ума на лице – это повод автоматически считать человека своим врагом. Можно разбиться в лепешку, доказывая, что ты сам – хороший и добрый человек, тебе не поверят. Ты же богатый, как ты можешь быть хорошим? Наворовал, насосал, выудил обманом. «Добрые люди все бедные, – рассуждает такой господин. – Я же, вот, бедный. И точно добрый. А богатеям смерть».

«Знали бы они, откуда эти шмотки, и сколько денег на самом деле на моем банковском счете», – мысленно вздохнул я. Впрочем, возможно, ничего бы от этого не изменилось, потому что нехорошо бедному человеку притворяться богатым и пытаться отличаться от других.

К моему неприятному удивлению, покинуть Чистые пруды просто так не удалось. Группа недружелюбных мужчин, держась в отдалении, двинулась за мной. Они не переговаривались, но будто просто точно знали, что нужно делать. Перебирая в руках мобильные телефоны не слишком новых моделей, комкая бумажки и перекидывая через пальцы четки, они шли по моим следам, даже не пытаясь прятаться.

– Да что же такое-то? – не понимал я, ускоряя шаг. Идти на конфликт не хотелось, да и шансов выйти из него невредимым попросту не было.

Свернув в переулок, я потерял группу из виду, но с другой стороны улицы появилась еще одна. Мужики мало чем отличались от тех, кто караулил меня в парке: все разные, но на удивление похожие. Лысеющие, обрюзгшие, усталые. Недовольные. Это не могло быть совпадением. Я мог не понравиться конкретной компании на Чистых прудах по стечению обстоятельств, но новая группа ждала меня на другой улице, зная, что я могу двинуться в этом направлении.

Я быстро осознал, что попал в ловушку московских улиц. Справа выход перекрыла новая группа недовольных горожан, слева появились странные знакомые с Чистых. Бывали, конечно, ситуации, когда недовольные клиенты или их родственники грозились меня растерзать, но до реальных дел не доходило.

– Что вам надо? – прокричал я, отходя к магазину, являвшемуся на улице единственным доступным убежищем. Ответа не последовало, мужики лишь больше нахмурились и ускорили шаг. Я рванул внутрь помещения, рискуя свернуть вычурные полки с хрусталем и слишком дорогими, ненужными статуэтками, вазами и салфетницами. Ничего более полезного в центре Москвы обычно не продается. У магазина был второй выход, куда я прорвался сквозь крики администратора, которая все же не стала меня останавливать, оценив дорогой костюм. – Спасибо, Астарот, спас меня.

Кажется, мир сходил с ума. Еще немного, и таких, как эти мрачные мужики, станет больше. Они имели что-то конкретно против меня, но что мешает им переключить свой интерес на кассу магазина с хрусталем или на других прохожих? Кто-то понял, что никто больше не умирает. Кто знает, какие выгоды жители Москвы захотят из этого извлечь?