Рогожская застава – Застава Ильича - страница 3

Я, как и многие дети послевоенного поколения, застали еще старый уклад жизни, обычаи и жизнь в коммунальной квартире прошлого века. Моя сознательная жизнь началась, где-то года в четыре- пять, а основанием для этого послужили события, которые произошли в то время.

Семей, поселившихся в нашем доме на втором этаже, было восемь. Татарская семья занимала самую большую комнату и состояла из матери с отцом и мальчишек, 20-летнего Равиля, и погодок Алима и Шамиля, моих ровесников. Еще одна семья, прозванной иностранцами- засранцами, потому, что сын тетки Евдокии после войны задержался в Германии, так как шоферил у генерала.

А приехал домой с двумя детьми и женой, а самое главное, с двумя огромными кожаными чемоданами заграничного барахла, которые вызывали у соседей черную зависть. Из-за этого мою подружку Светку прозвали « Светка- американка», а ее старшего брата Эдика « пижоном».

Еще одной соседкой была мать-одиночка с сыном Вовкой. В то время родить ребенка без отца считалось большим позором. Несмотря на то, что у многих детей довоенного и военного времени отцов не было, у них было на это оправдание и гордость за своих отцов, которые погибли. Людмила Шипулина своего сына родила без мужа, « нагуляла» с презрением шептали соседки. К тому же она ежегодно приводила сыну очередного «папу», потому её иначе, чем «Шипулиха – прости Господи», никто и не называл. Мы с девчонками долго обсуждали, как это нагулять, и решили, что когда подрастем гулять с мальчишками не будем, а то «принесем в подоле»

Рядом с нашей комнатой жила тетя Нина с мужем и дочкой Верочкой, которая работала машинисткой в горсовете. Тетя Нина и Верочка были огромного размера, к тому же поглощали большое количество еды, которую ели почти круглосуточно. Естественно, их тут же окрестили как « Нина- бегемотиха» и «Верочка —слон»

У нас жил большой красивый кот – Мурзик. Моя мать его «воспитывала», чтобы он не ходил по соседям, не появлялся на кухне, когда готовят, не гадил где попало, а только в свой туалет. К моей матери тут же приклеилось прозвище « Мурзилка».

Но все эти прозвища и клички говорились в пересудах и ссорах, возникающих на кухне, где выяснялись отношения в части занятия не своей конфорки или плохо убранного коридора и кухни, которые убирались по очереди, в зависимости от количества членов семьи. На одного члена семьи полагался срок уборки в одну неделю, за которым тщательно следили, вывешивая график уборки. Зато на праздник был другой график, это очередь печь пироги, так как духовки было всего две. Зато

потом все угощали друг друга своими пирогами. Особенно вкусно пекла Мануря, мать Алимки и Шамиля. Это был пелемяч, по нашему беляши, чак-чак и другие вкусности, которые отдавались детям. На праздники накрывались большие столы в коридоре, а на 1 Мая прямо на улице. Веселились и гуляли долго и весело. Пели песни, устраивали танцы и пляски. Дети тоже готовились и устраивали детский концерт.

В нашем дворе еще стоял небольшой домик, где жила семья, состоящая из бабки с дедом, их дочери и внучки, нашей ровесницы – Таньки Исканцевой. Говорили, что её старый дед, якобы, был сыном хозяина трактира. Жили они рядом с нами, однако ни с кем из соседей не общались. Таньку иногда выпускали гулять во двор и мы сначала отнеслись к ней

настороженно, но потом подружились. Её бабка седая и страшная, одевалась во все черное. Наши родители сторонились ее, даже боялись, и никогда не вступали с ней в разговор, называли за глаза колдуньей и ведьмой. Отца у Таньки не было, но никто из нас не смел расспрашивать её, видя реакцию взрослых на их семью.

Еще говорили, что старший сын Исканцевых сидит в тюрьме и не дай бог, если его выпустят.

Скандалы на кухне разгорались часто, вот тогда и пускались в ход всякие немыслимые прозвища и обзывания. Доходило и до драк. Особенно скандальной была «Нинка-бегемотиха». Уж как изощрялась, чтобы досадить соседям. То в суп волос набросает очередной неприятельнице, то мусор под дверь насыплет. Утихомирить ее мог только муж и когда она особенно расходилась и устраивала драку, он выходил из своей комнаты и оттаскивал ее от жертвы, успокаивая словами: Ниночка, цветочек, успокойся, пойдем домой, – на что вся кухня жутко смеялась. Но как ему, субтильному мужичонке