Рок царя Эдипа - страница 5
После зимней сессии Надя, как и Леша, стала легендарной. На зачете по материаловедению она вдруг забыла, какова температура плавления алюминия.
— Ну подумайте, меньше ста градусов или больше, — улыбаясь своей мягкой, успокаивающей улыбкой полуазиата, спросил Константин Сулейманович.
«Так… Алюминий — легкий металл… Значит…» — стремительно подумала Надя, успев испугаться, и сказала вслух:
— Меньше.
— Как же так? Выходит, мы чай с расплавленным алюминием пьем? Чайники-то алюминиевые…
И вот в Ледоколе после зимних каникул, рассказывая эту историю Леше, который сел за их столик, Иришка представила ему Надю, а за три минуты до этого удерживала ее за руку, усаживала обратно на стул, шепча: «Ну не будь дурой, котик. Ты же сама хотела».
И Надя сидела, одеревенев. И, как сухое дерево, вся горела изнутри и улыбалась при этом как можно непринужденнее, а Иришка болтала, что вот все они пьют расплавленный алюминий, потому что пили они столовский чай и заедали знаменитыми на весь МАИ «пирожками с котятами» — круглыми булочками с мясной начинкой.
После этого все было вроде по-прежнему.
Надя все так же, заходя в Ледокол, направлялась сразу на второй этаж, в столовую, поесть, а не на четвертый, где пили кофе и тусовались в свободное время студенты. Все так же много занималась.
Но теперь, встретившись в троллейбусе, они с Лешей здоровались, о чем-то болтали. Об учебе, преподавателях. Она что-нибудь спрашивала, он долго, охотно, увлеченно объяснял.
Однажды в марте, выйдя из троллейбуса и переходя через дорогу рядом с Лешей, Надя поймала себя на том, что неотрывно смотрит на Лешу. Вдруг он заметит? Вдруг поймет, насколько пристально она глядит? Но Леша смотрел, как всегда, прямо, куда-то чуть выше горизонта, и Надя стала изучать асфальт, покрытый мокрым снежным месивом…
Завизжали тормоза…
Леша, схватив ее за руку, дернул назад…
Водитель выскочил из машины и громко материл Надю, размахивая руками, приседая, хлопая себя по коленям.
Сзади загудели машины. Водитель продолжал ругаться.
— Пошел на… — негромко сказал Леша.
— Чего-о-о? — изумился водитель.
Но Леша больше ничего не сказал. Только молча смотрел на водителя. В упор.
И тот, ругнувшись напоследок, поспешно и неловко влез обратно в машину и уехал.
— Извини. По-другому тут не скажешь, — произнес Леша.
И руку Надину отпустил, только когда дорогу перешли.
После этого каждый раз, когда им случалось переходить через дорогу вместе, Леша даже не брал ее за руку, а как-то окружал ее локоть своей ладонью, будто держал, не касаясь.
А потом наступил май. И Леша пригласил ее в кино. Просто спросил:
— Смотрела раньше фильм «Новые амазонки»?
— Смотрела, — затаенно обрадовалась совпадению Надя.
— Тут он в полном варианте, без совковой цензуры, идет. Сходим?
— Сходим.
Кинотеатр был небольшой, старый, в огромном доме, многобашенном замке сталинских времен с высоченным центральным шпилем.
Без совковой цензуры фильм назывался «Секс-миссия», но ничего особенно нецензурно-сексуального в нем не прибавилось. Да и помнила Надя его плохо. И в этот раз тоже плохо запомнила. Потому что целовалась с Лешей и фильм почти не смотрела.
Выйдя из кинотеатра, они еще часа три гуляли по центру. Сумеречная Москва на их глазах из города дневного и замусоренного превращалась в город вечерний и волшебный. Леша держал Надю за руку, он рассказывал о своем детстве, о бабушке и деде, о дедовой старой «Волге» уникального для этой машины зеленого цвета, о том, как дед продал ее сразу после бабушкиной смерти.
Надя была испуганно-счастлива. Она готова была слушать Лешу часами, хоть и недоумевала, почему он ничего не говорит о ней или о них вместе. И поцеловал только раз — на прощание.
В общаге Надя легла на свою кровать лицом вниз.
И задумалась. И решила, что Леше она с ее любовью вовсе не нужна, а говорил он просто так, чтобы не молчать.
«Да. Правильно мама говорила. Мужчинам только одно нужно».
И как бы озвучивая подобные мысли, из-за стены неслись стоны, переходящие в откровенные крики. Надя накрыла голову подушкой. И с ужасом поняла, что надоело ей быть среди всего этого девочкой-недотрогой. И мечтает она о Леше так, что «этого» ей с ним очень хочется. Надя пыталась представить «это» — становилось жарко, сладко, зыбко. Тогда она резко села на кровати и сказала себе: «Леша меня не любит. Я ему даже не нравлюсь. Значит, «этого» не будет».