Рок семьи Козловых - страница 4

Елена Петровна поспешила ему на подмогу.

— Вы не сомневайтесь, девочке у нас будет хорошо.

— Понятно, — Анна Михайловна побарабанила пальцами по столу. — Значит, вы хотите взять не мальчика, а девочку.

— Но вы же видели! — воскликнул Александр Иванович. — Малышка! С зайцем! Я ей обещал, что приеду. Вспомните!

Красивое лицо посуровело:

— Я все прекрасно помню. После вашего необдуманного поступка у ребенка началась истерика. Следом заплакали другие дети. Черт знает что!.. До полуночи в доме никто не спал. Вот последствия вашего легкомыслия.

Александр Иванович растерялся: «Почему такая неприязнь, такое нежелание понять?» Елена Петровна ободряюще кивнула мужу и пустила в ход женскую дипломатию:

— Вы уж его извините, он вернулся от вас сам не свой, тоже всю ночь не спали. Муж все о девочке твердил, какая она славная, ласковая. Ее как зовут?

— Оля.

— А фамилия? — неосторожно спросила Елена Петровна.

— У нее нет фамилии! — ответ отдавал беспощадностью. — Мамаша этой девочки скрылась из родильного дома, паспорт, с которым она поступила, оказался чужим. То ли она его украла, то ли кто-то потерял. — Анна Михайловна усмехнулась. — Да что там, конечно, украла!

— Какой ужас! — Елена Петровна закрыла лицо руками.

— Да, хорошего мало, — красавица не намеревалась дать Козловым передышку. — В родилке считают, что мамаша не местная, никогда здесь прежде не бывала. Нарочно заехала в наши края с чужим паспортом и теперь уверена, что ее никогда не отыщут. Что же касается девочки, то я обязана вас предупредить. Оля заметно отстает в умственном и физическом развитии от своих сверстников, часто болеет, ей необходимо находиться под постоянным наблюдением врачей…

— Мы обеспечим! — клятвенно заверил Александр Иванович. — У нас она поправится… Для начала мы могли бы брать ее на субботу и воскресенье!

— Ни в коем случае, девочка нервная, для нее это непосильная нагрузка. — Анна Михайловна как будто заколебалась. — Может быть, вы возьмете другого ребенка?

Козловы дружно запротестовали, но она все же продолжала:

— У нас есть крепкие, здоровые дети. Правда, ни об одном из них я не могу сказать, что его родители — порядочные люди. Детей бросают сволочи и скоты. Впрочем, это вы и сами понимаете. Хорошие родители растят своих чад сами. — Она помолчала угрюмо. — Конечно, с любым человеком может произойти несчастный случай, но, повторяю, дети хороших родителей к нам не попадают, их берут бабушки и дедушки, усыновляют друзья…

Красавица самолично выпроводила растерянных и удрученных Козловых за ворота и лишь на прощание немного смягчилась:

— В этом доме дети, все вместе, счастливы, как обычные дети, а по отдельности каждый носит в себе что-то… малое зернышко, из которого неизвестно что вырастет. Не спешите, подумайте. Оля никуда не денется…

Домой Козловы ехали как с похорон. Автобус невыносимо медленно тащился по слякотному шоссе, по оконным стеклам хлестал дождь пополам с дорожной грязью, народу набилось полно, автобус просырел от мокрой одежды и капающих зонтов. Прижатые друг к другу, они всю дорогу молчали, опасаясь чужих ушей — город маленький, пойдут разговоры, куда и зачем ездили Козловы.

Дома, едва переступив порог, Елена Петровна расплакалась.

— Какая злость, какое бессердечие! Мы с такой радостью ехали, а она… С таким злым характером работать в детском доме… Не понимаю. — Елена Петровна переоделась в домашний халатик, спрятала в шкаф новый костюм. — Ни к чему было наряжаться, как на праздник! — она легла на диван, укрылась старым шерстяным платком, ее трясло. — Ну, хорошо, откажи, но зачем же топтать, унижать!

Александр Иванович испуганно бегал по уютной двухкомнатной квартире, вскипятил чайник, заварил чай, достал из серванта вазочки и баночки.

— Не вставай, я тебе подам. С медком, а?

— Что-то не хочется меду, — жалобно протянула она.

— С вареньем! Тебе какого?

— И варенья не хочется.

— Мне тоже, — Александр Иванович поспешно убрал со стола все сладкое.

— Как-то пусто у нас, — Елена Петровна поднялась с дивана, села за стол, кутаясь в серый платок. — Ужасно пусто, — она пригубила чашку с китаянкой. — Горячий, пусть остынет.