Рок умер – а мы живем - страница 12

– Да как не ругаться?! Тут взвыть хочется. Не ругайтесь… Я вот, конечно, против цензуры, но подлецов обаятельных запрещать надо без всякого. Вот этого казаковского…

– Почему он подлец-то? Нормальный лирический рассказ. Грустный.

– А ты вспомни, вспомни, Игорёк, в чем там суть. Приезжает к нему женщина с Севера, хорошая женщина, чистая, серьёзная. А он где-то тут на Оке домик снял, к роднику за водой ходит… лебёдушка. И вспоминает, как они в прошлый раз время проводили, когда она приезжала в Москву к нему. Женщина эта, поморка, она считала, что уже жена ему, а он её по холодным улицам таскал, чтоб место найти, где вдуть. К знакомым затащить не получается, с лавочки на Тверском гонят, в лесу за городом тоже не получается. Она в конце концов спрашивает: «А почему нельзя у тебя дома?» А этот герой, так сказать: «Там мама, папа. Нельзя». Хе-хе! Мальчик двенадцатилетний.

– Ну, наверное, действительно нельзя, – сказал Игорь. – В этом и смысл.

– Да брось! Смысл в том, что он мудак. Мудак и подлец. Ему с этой женщиной на Белом море хорошо было, удобно, он её из вежливости в Москву пригласил, а она взяла и приехала. С чемоданом. И вот он вертится… Понятно, почему к себе не ведёт: мама с папой в обморок свалятся – она же не пара ему, столичному… В итоге сажает в поезд и вздыхает – слава богу, отделался. Не подлец, скажи? А, Дениска, как?

– Не знаю. – Чащин пожал плечами; он в самом деле не знал, что ответить. Как следует не мог представить такую ситуацию.

Бывший лётчик горько передразнил:

– Не знаю. Это-то вас всех и губит – не знаю… Знать надо, твёрдым быть. А такие вот рассказики и размягчают: вроде так, а вроде и этак… И вот она снова приехала, он её поматросит, а потом опять отправит. Зачем ему? Поживёт в избушке, а на зиму – домой, в Москву, к батарее. А её – обратно. А она-то – настоящая. И она унижается так, потому что любит, верить хочет, что он хороший. Что и он настоящий. Мужик… Эх-х. – И, не чокаясь, Дегтярёв выпил. – А теперь такие – главные герои у нас. Герои жизни! И дальше стремятся, к полному… Вон сколько их уже ходит…

– В Москве вообще трудно быть настоящим мужчиной, – заметил Игорь. – Мужиком, как вы говорите.

– Мужиком везде трудно быть! За это бороться нужно, как за всё в природе. А если ещё и педиков каждый день рекламировать, то – невозможно. Где, скажите, новый Урбанский, Рыбников, Жжёнов, Ульянов? Нету! Одни слащавые… А ещё удивляемся, почему это столько лесбиянок развелось. Да женщина на одного, другого слащавого напорется, а потом думает: да я лучше с себе подобной, она хоть не предаст и поймёт. И вы, ребята, – Дегтярёв пристукнул кулаком по краю стола, – прошу – требую! – осторожнее будьте. Засосёт эта зараза, и – конец. И не заметите сами, как колготки потянет примерить, глаза подкрасить.

Чащин поёжился. Вспомнилось, как лет в пятнадцать подводил глаза – тогда у неформалов это модно было. Глухонемые продавали на вокзале фотографии группы «Кисс», Элиса Купера, а в «Студенческом меридиане» появились изображения Кинчева, Цоя, Гребенщикова. И у всех – у одних густой, у других осторожный – был на лице грим. А Виктор Цой вообще походил на девушку – длинные волосы, бусы на шее…

– Ну что, Геннадий Борисович, – словно бы с сожалением произнёс Игорь. – Пора выходить. Правильно вы, конечно, всё говорите, но жизнь сложная штука.

– Кто ж спорит… – Дегтярёв взял пустую стопку, покрутил, посжимал в огромном кулаке и поставил обратно. – А слушайте, может, ещё по одной? У меня есть. – Потянулся к сумке. – И шоколад тоже… «Таблерон» настоящий…

– Не стоит, наверно, – для виду стал сопротивляться Игорь, глянул на Чащина. – Ты останешься, Дэн?

Поняв, что если не уйдёт прямо сейчас, то окажется дома поздно вечером, завтра будет болеть, и суббота пойдёт насмарку – стоны, головная боль, литры выпиваемой воды, тупое глядение в телик, Чащин вскочил.

– Нет, пора.

Быстро надел в своём кабинете пальто, выключил компьютер, выдернул из розеток все вилки. Двое суток он здесь не появится.

Пятницкая, как каждый вечер, была празднично оживлена. По тротуарам не быстро, а как-то с ленцой, прогулочно, двигались люди; по проезжей части тоже спокойно катили машины, приятно, аппетитно шурша снежной кашей. Кафешки попроще были забиты, а перед входом в престижные стояли небольшие очереди. Странные очереди из желающих провести пару-тройку часов в переполненном зале, съесть жареное мясо или паровой шашлык, выпить чего-нибудь и отдать за это несколько тысяч рублей. Правда, и Чащин несколько раз бывал составляющей частью этих очередей – торчал у дверей вместе с Игорем или с девушкой, которой было необходимо посетить «Последние деньги» или «Апшу» перед тем, как ехать к нему домой…