Рок в нескольких лицах - страница 22
Понемногу начинаем понимать суть происходящего, но, когда в три часа дня включили огромный телеэкран в Останкинской студии и мы увидели огромную сцену и битком набитый стадион «Уэмбли», мне стало, честно говоря, не по себе. Я осознал, что через три часа придётся выходить через спутник «живьём» в эфир, на аудиторию, которая насчитывает два миллиарда человек. Трансляция шла на весь мир! Быстро отобрали две песни из нашего репертуара. Без нескольких минут шесть Лондон дал «добро», и мы заиграли.
Вначале что-то не ладилось с телесвязью, но вдруг мы видим себя на огромном экране» установленном на «Уэмбли». Мне это только придало силы, и тогда я до конца понял, что происходит… Мы выложились как могли. Конечно, я сейчас не могу смотреть эту запись без улыбки. Ведь тогда для нас понятие «выложиться» заключалось в том, чтобы выложиться не столько музыкально, сколько физически. Мы так старались, так хотели показать нашу причастность к происходящему, что сошли со сцены совершенно мокрые…
Лишь позже пришло осознание чего-то очень важного и серьёзного. И по сей день чувствую, что был участником события общечеловеческого значения. Трудно найти слова, чтобы объяснить значение для нас того памятного выступления. Что это? Звёздный час? Высокие слова. Но не хочется ими разбрасываться. Однако именно так оно и есть…
Об «Автографе» — разговор особый. И даже не столько по каким-либо «музыкальным» причинам, сколько из-за того, что эта группа часто выступает за рубежом, что до недавнего времени было для советских рок-групп явлением довольно редким.
Поскольку автор этих строк не мог, естественно, сопровождать ансамбль во время зарубежных гастролей (а именно эта сторона творчества группы мне кажется наиболее любопытной), рассказ о коллективе построим в форме интервью с художественным руководителем «Автографа» Александром Ситковецким. С вашего разрешения позволю себе лишь небольшие отступления, касающиеся творчества «Високосного лета», чьим почитателем я был и остаюсь по сей день.
Итак, вопросы и ответы.
— Известный писатель как-то сказал, что для того, чтобы понять настоящее, нужно разобраться в прошлом. Мне кажется, что многим юным поклонникам рок-музыки будет небезынтересно проследить ваш творческий генезис с самых истоков…
— Трудно сказать, с чего всё началось. С самого детства я учился играть на скрипке. Не учиться играть я просто не имел права, так как отец, дед, дядя — все были скрипачами. Но, несмотря на генную связь, моё обучение окончилось крахом в прямом смысле этого слова. Я буквально разбил скрипку — довольно дорогой инструмент, к которому я, к сожалению, так и не проникся любовью в свои четырнадцать лет, а скорее наоборот…
Лишь когда поступил в университет, понял, что скрипку разбил зря, но сделанного не вернёшь… Вскоре после «скрипичной трагедии», как это часто случается, вместо одного инструмента появился в доме другой. Конечно, это была акустическая гитара. Мне привезли из Ленинграда дефицитный в то время звукосниматель. Гитара была подключена к усилителю, и с этого времени, можно сказать, начался для меня рок. Увлёкся «Beaties», «Deep Purple», «Uraih Неер» и другими группами…
— Всё это можно отнести к индивидуальным проявлениям любви к року. А с кем вы начали играть в группе?
— К тому времени я познакомился с ребятами, что жили у метро «Аэропорт»: Крисом Кельми, Андреем Давидяном и Игорем Окуджавой. Тогда и начался «коллективный этап» творчества. Не хочу уделять этому времени много внимания, но, чтобы понять, как разворачивались события дальше, вкратце скажу, что в состав первой группы вошли вышеперечисленные молодые люди и я. Играли мы песни Игоря Окуджавы, то есть можно сказать, что играли свою музыку. Это был 1971-й год, я учился в десятом классе средней школы.
— А откуда вы доставали инструменты, аппаратуру?
— Дело в том, что в то время «один очень известный в Тушине музыкант», услышав нас на школьном вечере, переманил часть коллектива к себе — в Дом культуры Института атомной энергии имени Курчатова (альма-матер нынешней рок-лаборатории!), где он руководил группой «Садко». Весь наш коллектив ему был неинтересен, а нужен был гитарист, то есть я, и клавишник, на место которого был приглашён Крис Кельми, закончивший в своё время музыкальную школу по классу рояля.