Рокоссовский. Терновый венец славы - страница 12
— Да, меня ждут дома.
— Можно вас на минуточку? — сказал он, увлекая ее в сторону, подальше от посетителей музея.
— Н-ну, если только на минутку, то можно.
— Меня зовут Константин Рокоссовский, а вас?
— Юлия Петровна Бармина, — удивленно подняла глаза девушка.
— Разрешите вас проводить.
— Вы со всеми так бесцеремонно знакомитесь? — спросила она, окинув его насмешливым взглядом.
— Н-нет, только с вами.
— А почему такое исключение? — спросила Юлия, взглянув на него своими черными, загадочными глазами.
Рокоссовский даже на время растерялся. Ему показалось, что она просветила его насквозь. Хотя все мысли в отношении этой девушки у него были светлыми, но все равно она вынудила его покраснеть.
— Я вас давно ищу. С тех пор как в прошлом году увидел вас в театре.
— Вот оно что? Так это были вы? — сказала она с улыбкой.
— Да, это был я.
— Тогда проводите меня.
После этой встречи они назначали свидания несколько дней подряд. Командир полка Рокоссовский всегда приходил без опозданий, минута в минуту. Молодые люди быстро нашли общий язык, будто они были знакомы давно. Как призналась Юлия, она тоже часто ходила в театр и каждый раз надеялась встретить того внимательного наблюдателя, но, увы, он так и не появился.
Девушка рассказала, что после окончания Троицкосавской гимназии она училась еще на дополнительных курсах, давших ей право преподавания в начальных классах, и что она педагог с двухгодичным стажем. Он узнал также, что в их семье одиннадцать детей и среди девочек она самая старшая.
Рокоссовскому нравилась ее не по годам житейская мудрость, рассудительность, умение слушать, не перебивая, а ее певучий голос просто завораживал его. Он все больше и больше думал: как же ее попросить, чтобы она стала его женой.
Возвращаясь к себе после свидания с девушкой, он был рад, что на излете третьего десятка, после многолетней кровавой войны, не огрубели его чувства и не остудилось сердце. Ему теперь казалось, будто в знойный летний день пронеслась гроза и омыла жаркое небо, унесла пыль и омолодила землю.
И вот пришла очередная суббота. Они встретились вечером у поймы мелководной реки Кяхты, где было оборудовано место для купания и стояло несколько скамеек.
Давно село солнце за горизонт; на востоке, над монгольской пустыней Гоби висела краюха луны; была прохладная весенняя звездная ночь. Вокруг — ни души.
Рокоссовский и Юлия сидели молча на скамейке и вслушивались в тишину. Когда его рука нежно опустилась ей на плечо, она доверчиво прильнула к нему, будто понимая, что судьба ее решена, хотя и мучили ее некоторые сомнения.
— Юленька, — вдруг заговорил тихим голосом Рокоссовский, прижал к себе девушку и поцеловал. — Я тебя очень люблю, выходи за меня замуж.
— Тише ты, задушишь, медведь, — проговорила она с дрожью в голосе. — Знаешь, Костя, ты красный командир, много видел, много знаешь, воевал за Советскую власть, вел борьбу, как сейчас говорят, с мироедами и кровопийцами. — Она замолкла и отстранилась от Рокоссовского.
— Юленька, говори дальше. — Он взял ее руки в свои теплые ладони.
— Мой дед, Иван Бармин, был купцом, да и отец не чурался купеческих дел, — сказала она, подняв на него глаза, в которых выступили слезы. — Вот мы и есть те мироеды и кровопийцы. Теперь что ты скажешь?
— Юленька, какое это имеет значение? Ведь я тебя люблю!
— Погоди, Костя, это еще не все, — сказала она дрожащим от волнения голосом. — Мой старший брат Петр был есаулом в казачьих частях атамана Семенова. Правда, потом перешел со своей сотней к красным, но все равно получил десять лет, теперь отбывает срок в Сибири. Подумай, Костя, нужна ли такая жена красному командиру? Ведь наша семья… — Она не договорила, прижала его руку к своей щеке.
Рокоссовский ощутил на ней капли слез.
— Ты что, милая, вот уж не думал, Юленька…
— А знаешь, каким именем меня окрестили? — Она выкладывала все свои сомнения.
— Каким?
— Июлиания, — ответила тихо она. — В 20-м году я заменила на «Юлию».
— Очень хорошо. Ты не догадываешься, как я буду тебя теперь называть?
— Как?
— Люлю, отныне ты моя Люлю.
— Ой, какой ты смешной!
Вскоре они вернулись в город и долго бродили возле дома Барминых, обговаривая, как объявить родителям о их решении.