Роман одного открытия - страница 18

стр.

Радионов чувствовал как в нем разрываются узлы обыкновенного мышления. Большим усилием воли он постарался привести их в порядок. Тут нет обмана. Белинов прав. Открыта блестящая капля истины. А какие неизмеримые возможности! Весь уклад мышления получает новые возможности. Жизнь человека получает новое направление. Безграничен полет мысли! У сокровищницы жизни неисчерпаемые тайны. Одно сильное зернышко преобразит человеческую жизнь, но природа, творящая слепо и слепо убивающая, сохраняет свое нетронутое величие.

Радионов чувствовал, что снова ступил на прочную землю. Глаза его широко раскрылись. Он устремил взгляд в даль. Уверенность и спокойная сила заполнили все его существо. Молодой лесничий, может быть, понял и поверил.


— Бай Тодорин, — неожиданно обратился он к снова задремавшему трактирщику, — ты можешь петь?

— Петь? — зевнул сонный трактирщик. — Могу, если смажу горло как надо…

— А как ты думаешь, — сверкнули огоньки в глазах лесничего, — простой, обыкновенный человек может стать великим, необыкновенным?

— Ты это об чем? — недоуменно поднял брови приободрившийся бай Тодорин.

— Да вот, например, могу я такой, каким ты меня знаешь, стать великим человеком? Чтобы весь мир заговорил обо мне, понимаешь?

— Понимать-то понимаю, — добродушно промолвил трактирщик, которому хотелось поговорить. — Это вроде как о владыке, дескать, по всей околии заговорили. Сладкоречивый долгополый. Только о нем и разговоров и в околии, и по хуторам. Но ведь у нас все шиворот-навыворот — потом пошли шептать черт-те что…

— Вот, вот… В этом роде, но еще больше, — насмешливо перебил его лесничий.

— Да что вы… малая птица, ваша милость? Эх, если бы мне ваши глаза, я хочу сказать — если бы мне вашу науку я б не сидел здесь, на дороге, как лишай на старом пне. Поднял бы я якорь и — по белу свету, куда глаза глядят. А тут что — бедность. Навалилась на нас, кровь пьет, духу перевести не дает.

— Это верно, это верно, бай Тодорин, — рассеянно заметил Радионов, собираясь уходить.

— Зря болтаю, — пробормотал лесничий, вдыхая на улице чистый воздух.

«Чего доброго, начнут за спиной шептаться, — продолжал он рассуждать про себя. — Ведь вот преосвященство-то — проповеди-то понравились, а сами подсмеиваются в ус. Пронюхали кое что… Ну проповедями глаза не замажешь…»

«Эх, народ, тайно просеиваешь крупное зерно от половы. И вот глядишь, в один прекрасный день, появится на свет нечто увесистое, закрученное и пойдет из улицы в улицу, из квартала в квартал: этакая присказка, а люди и уши развесят, — сегодня о владыке, завтра о лесничем», — усмехнулся про себя Радионов и свистнул собаку, зевавшую во всю пасть от собачьей скуки.

Глава IV

ДЯДЮШКА ИЗ АМЕРИКИ

— Ведь я же вам сказала: господин Белинов не принимает…

Служанка, стоявшая у полуоткрытой входной двери в квартиру Асена Белинова, чуть не плакала.

Вот уже целую неделю с утра до вечера она была принуждена открывать и закрывать дверь и встречать и выпроваживать самых различных посетителей.

После доклада Белинова в клубе биохимиков, печать ухватилась за сенсационное новое открытие, и столбцы газет наполнялись самыми невероятными «научными» сообщениями, интервью, пророчествами, сведениями о жизни и открытии Белинова. Находились и скептики. Но их критические замечания были весьма поверхностны и неубедительны.

Молодой ученый, который вначале был польщен, скоро почувствовал себя игрушкой сенсации и уличной толпы. Шум вокруг него сильно его раздражал и нарушал твердо установленный распорядок сосредоточенной, напряженной работы в тиши кабинета. Но во всем этом он был сам виноват. Невольно, сам того не желая, он придал сенсационный характер демонстрации. А теперь у него кружилась голова от шума и разговоров вокруг его имени.

Не было недостатка и в сюрпризах.

Кто только не посещал Белинова: пожилые дамы, молодые девушки, гимназистки, служанки, парикмахеры, одна кормилица из ясель, фармацевты, уличные торговцы, приказчик из погребального магазина, евреи, армяне, болгары, русские; один «отец пятерых детей» — все были готовы подвернуться опыту, пожертвовать жизнью во славу и процветание болгарских искусств и литературы.