Роман одного открытия - страница 3

стр.

Есть одна сцена в доме ученого Белинова, «Вечеринка у Асена Белинова», которая стоит в центре романа и является его кульминационной точкой. Живость диалога, сверкающего порой ослепительными блестками, его художественная осмысленность делает эти страницы неотъемлемой частью нашего литературного фонда. «Дядя из Америки», великолепная глава «Неожиданные выводы из демонстрации сумасшедших», образ Биловена, драма Синилова, социологические прозрения в главе «Оппозиция Биловена» — уже только это может оправдать жизнь любого писателя.

В отношении художественного и психологического решения образ д-ра Синилова представляет собой открытие. При его обрисовке перевес на стороне изобразительных художественных средств — и это великолепно оттеняет и в то же время уравновешивает графические очертания других образов. Сцена с девушкой и Радионовым, развязка с Ноной Белиновой в центре поражают своим неожиданным и глубоким психологическим эффектом. Синилов — не подлец по природе. Его делает таким постепенно складывавшийся взгляд на жизнь, который в свою очередь обусловливает его цинизм. Этот взгляд, лишивший в его глазах человеческие добродетели всякой ценности, и заставляет его презирать «фантазеров» — с ними он в состоянии войны, хотя с их стороны ему не грозит никакая опасность. Этот сложный душевный узел заключает в себе скрытое недовольство от смутного сознания того, что сам он не может стать таким «фантазером», ибо ему не достает силы тех «слабых», ибо он не способен на жертвы ради «какой-то там бессмыслицы», ибо у него нет идеалов, во имя которых он бы мог принести жертву.

Мы закрываем книгу Здравко Среброва с чувством удовлетворенности, душевной разрядки: ведь почти незримая нить фантастического возвысила и приблизила нас к истинно прекрасному; ужасная ночь и смерть ученого-мученика становятся избавлением и воскресением.

Нередко нас долго не покидает чувство, спонтанно возникающее по прочтении каких-либо мест романа, чувство радости или восторга, а это убедительнеее всего говорит от том, что в руках у нас побывало подлинно художественное произведение.


Станислав Сивриев

ШКАТУЛКА

Тут к вечеру с востока начинал задувать холодный ветер — свежий, пахнущий морем, по временам суровыми, необузданными порывами. Не всегда и в заливе море было спокойно. Ветер врывался в трещины, в скалах, свирепствовал в густой зелени садов, уносился в близкие горы, притаившиеся в сгущающемся сумраке наступающей ночи. Разметав камыши на каменистых отмелях, он сливался с ревом волн, разбивающихся в пену и пыль о прибрежные камни.

Над морем летали чайки.

Подхватываемые порывами ветра, они носились высоко в воздухе, описывая широкие круги, поблескивая белизной распростертых крыльев и оглашая море скрипучими криками… Вдруг они стрелой опускались к расходившимся просторам, касались на секунду воды, вновь взлетали вместе с волнами в высь, исчезали в морской пучине…

Держа в сильных клювах добычу, с которой стекали соленые капли, они снова парили над морем, крыльями касаясь снежно-белых гребней бурно дышащей водной стихии.

На высоком берегу находилась терраса, с которой открывался вид на необозримые морские дали.

Терраса вдавалась в море, над нею резвился морской ветерок, лучи заходящего солнца отражались на неровностях цемента нежной фиолетовой тенью.

Вдали над нежной синевой тонул красный диск солнца. Небо и вода сливались.

По воде плыла белая пена, прозрачные волны заливали влажные, уединенные скалы, лизали полоску берега. Капли переливались на солнце всеми цветами радуги, словно изумрудные огоньки.

Пахло йодными испарениями, водорослями.


В тени вековых лип, дубов и каштанов, окружавших террасу, в белых качалках отдыхали двое мужчин и молодая женщина.

Мужчины были в темно-синих купальных костюмах. Лица, шеи и плечи у них сильно загорели и цветом напоминали староболгарскую обожженную глину. Один из них был блондин, с большими спокойными голубыми глазами. Упругого были глубоко сидящие черные глаза и чернее слегка серебрящиеся волосы.

У женщины белокурые волосы свободными кудрями рассыпались по плечам. Миндалевидные глаза напоминали египетские фрески. Они смотрели задумчиво под темными ресницами и отражали переменчивые краски моря. Плотно облегавшее ее тело шелковое платье подчеркивало сильную и пропорционально сложенную фигуру.