Роман-покойничек - страница 15

— Значит — Змей, — сказал, наконец, Ведекин.

— Змей, — вздохнул Аполлон.

— Змей, змей, — закивал головой и я.

— Змей так змей, — вдруг решил Тит Вятич голосом, в котором звучало подобие надежды. — А откуда, собственно, ты взял эту идею со змеем? Тоже из какой-нибудь пирамиды?

— Верно, из пирамиды, — прозвенело в ответ.

— Так, может, это несерьезно, если из пирамиды?

— Нет, увы, это серьезно. Там нарисован длинный мерзкий Змей с ногами. Такой синий…

— Так ты, Константин, зря на нас этого змея вешаешь. Это тот змей — противочеловеческий, а мы не человека хороним. Сам же только что доказывал.

— Почему вы уверены, что Змей в пирамиде направлен именно против человечества? — спросил архитектор, немного оживляясь.

— По той очевидности, что умерший фараон терялся в посмертном змее. Как наш саратовский.

— Вы ничего не поняли, — возразил Холмский разочарованно. — Фараон — это менее всего человек. Реальность народного бытия в Египте, точно так же, как и в Саратове, концентрировалась, конечно, вокруг фараона, но он оттого человеком не становился. Он только воплощал физическую подвижность своих подданных, которая собиралась после его смерти в том самом мерзком Змее. Он являл видимому миру тайное лицо пресмыкающегося. Он был Личный Представитель Змея на поверхности земли, а вовсе не человеком. Его смерть вызывала Змея к жизни, что и мы теперь изображаем нашим погребальным шествием. Вот, что я говорю. Потому я и полагаю, что за смертью Романа Владимировича последует небывало огромное строительство, и мне как архитектору работы будет предостаточно. Но как грустно чувствовать себя в составе похоронной змеи!

Слезы едва ли не показались на глазах Константина Холмского.

— Змеи хранят в голове драгоценные камни, — процитировал Аполлон некий индийский источник.

— поддержал его Ведекин на этот раз из неприличной басни того же народа.

Но мне жаль было бросать Холмского одного в Нирване:

— Вы говорите, что после смерти Главы Народа, тело народа…

— Народиила… — пробормотал Местный Переселенец.

— … тело народа, повинуясь формообразующей идее, строилось в изображение туловища рептилии. Но я-то сам думаю, что Ваша версия ошибочна.

— Какая именно? — спросил Холмский.

— Ну та, что народ хоронит правителя.

— Что же тут неверного?

— Неверен сам факт.

— Какой факт, — механически! и без вопросительной интонации сказал архитектор.

— Это факт, не имеющий места. Здесь не народ. Он, строго говоря, никого не хоронит. И, главное, Роман Владимирович — не правитель, не фараон. Вы, Холмский, хотите, чтобы все было слишком просто. Но попробуйте с Вашей точки зрения объяснить все царящее безобразие, все что было, есть и предстоит. Если Вам так проще, Вы, конечно, можете считать наше присутствие здесь всего лишь обидным, ущемляющим и варварским ритуалом. Но даже самое архаическое обрядоверие не может быть причиной того, что одержимая благими намерениями просвещенная держава вдруг накидывается на собственное население, избивает насмерть каждого третьего, а половину остальных держит в рабстве, половину — в крепостном составе, а мы — сливочная прослойка — глупейше топчемся вослед пустому гробу и истребляем время в пустых словесных фантазиях пустых речей, а вне наших территорий недоумевающие умы блистательно таращатся и хлопают просто так ушами — зачем, почему все это? Откуда? Вот вопрос. Согласитесь — в Египте такой вопрос не мог бы даже возникнуть.

Мой пафос только рассмешил Ведекина.

— Вот вопрос. Быть — или не быть! Вот в чем вопрос. Вопрос давно решенный: ясно, что «быть». На смену фантазеру и пустомеле Гамлету приходит стоящий обеими ногами на земле и упирающийся головой в собственную шляпу трезвый прагматик Фортинбрас. И сразу ясно, что «быть», а не «не быть». Но есть и другой вопрос. Если все-таки «быть», — что делать с трупом? Давайте поразмыслим.

У меня был знакомый, которому очень не нравился обычай закапывать тела в землю. Его смущала не судьба плоти, а ее взаимодействие с тайными потоками вод и, в результате, материальное влияние на наши желудки. «Мы вынуждены пить настой из покойников», — так он частенько мне жаловался. Человек вполне интеллигентный, любил Ибсена. Был у него и проект, как это обставить. Он предлагал использовать небольшие двухступенчатые ракеты и запускать гробы в ближний космос. Они бы там так и болтались. Вечно.