Роман с бабочками - страница 6

Много ли от бабочек пользы? Меньше, чем можно было бы подумать. В деле опыления растений бабочки не могут тягаться с настоящими мастерами — жуками и пчелами. Булавоусые бабочки уступают даже своим ночным сестрам. Если все дневные бабочки вдруг исчезнут, исчезнут и несколько видов цветов, но не более того. (А вот если исчезнут все цветы, вымрем и мы с вами, поскольку почти все, чем мы питаемся, не может существовать без цветения растений.)

Даосский философ Чжуан Цзы, полагавший, что бесполезное по-своему прекрасно и даже по-своему полезно, писал: «Однажды мне приснилось, что я — бабочка, весело порхающая бабочка. Я наслаждался от души и не сознавал, что я — Чжуан Цзы. Но вдруг проснулся, удивился, что я — Чжуан Цзы, и не мог понять: снилось ли Чжуан Цзы, что он — бабочка, или бабочке снится, что она — Чжуан Цзы?»

Современный комментатор поясняет: «Называть жизнь и знание сном — еще не значит глумиться над верой в их реальность». Сон — отнюдь не состояние безумия, но «радикальный переход от одной самостоятельной личности к другой».

Влезть в шкуру бабочки — радикальный шаг. Вы сделаетесь тем, чем ни в коей мере не являетесь. Обнаружите, что связаны с окружающим миром удивительными узами. Возможно, откроете тайные измерения — крохотные, но завораживающие, — находящиеся за пределами вашего восприятия.

Более того, жизнь бабочки — воплощенный миф. В свою бытность «кучей червяков» гусеницы смиренно ползают по земле. Прячутся в гнилье — под сломанными ветками и сухими листьями. Некоторые из этих гусениц защищаются от хищников, ощетинивая свои волоски. Раскраска у них аляповатая, в стиле детских деревянных игрушек. Они плюются едкой полупереваренной пищей и выделяют ядовитый газ. Затем эти сомнительные личности делают себе прочные защитные коконы и погружаются в сон, чтобы преобразиться.

Из куколки выводится взрослая бабочка. Восстает из праха, как феникс.

И мы, живущие мифами, всю жизнь дрожащие от страха перед переменами и смертью, удостаиваемся замечательной привилегии: вновь и вновь быть свидетелем метаморфозы, которая с точки зрения самого «червяка» — совершенно обыденное дело. Но мы с благоговением наблюдаем, как зеленая в желтую крапинку гусеница — в сущности, всего лишь пухлый мешок с какой-то слизью внутри — превращается в парусника рутула с яркими крыльями в черной резной оправе.

Французский натуралист Марсель Ролан заметил, что бабочки служат для нас «средством, унимающим боль существования».

Осмелюсь предположить, что в наши дни люди еще чаще ищут утешения в бабочках. Многие — ученые: студенты, преподаватели… Кто-то исследует на материале бабочек вопросы генетики и инсектологии (биологии насекомых); другие решают прикладные задачи сельского хозяйства и экологии. Но большинство любителей бабочек обожают их не за это. Иногда причина в банальной человеческой тяге ко всему красивому.

Мириам Ротшильд родилась в 1908 году. Она была племянницей вышеупомянутого лорда Уолтера Ротшильда и дочерью Чарльза Ротшильда, который однажды, заметив из окна вагона редкую бабочку, рванул стоп-кран. Впрочем, главной страстью Чарльза Ротшильда были блохи. Его дочь подготовила и издала шеститомный каталог отцовской коллекции, насчитывавшей несколько миллионов экземпляров, за что была удостоена неофициального титула «Повелительница блох».

В своих работах о бабочках Мириам описала, как гусеницы монарха поглощают и накапливают в своем теле яды молочая. Досконально изучила, какую роль играет пигментация в хризалидах (то есть куколках) дневных бабочек. Доказала, что самки капустницы используют химические «метки», чтобы невзначай не отложить яйца на листьях, где уже отложены другие яйца или кормятся личинки. Капустницы стараются создать своему потомству наилучшие условия — выбрать место, где полно еды и нет конкурентов.

На протяжении XX века Мириам Ротшильд приложила немало усилий, чтобы труды натуралистов и коллекционеров предшествовавшего столетия — таких как ее отец и дядя — были продолжены и углублены с учетом достижений экологии и биохимии, с особым вниманием к молекулам, ароматическим следам в воздухе и тайным сигналам. В XIX веке капустницу накололи на булавку, нарекли научным именем, анатомировали и изучили в естественной среде обитания. Но сделано еще далеко не все.