Роман тайн «Доктор Живаго» - страница 26

– Хороши пироги, – похвалил хозяйку Гастрыч и стрельнул глазами, намекая на ванную.

– А ко мне все старушки бредут, – пожаловалась Краснобрызжая. – И работницы ткацкой фабрики. Я им водоросли продаю…

– Какие водоросли? – встрепенулся Гастрыч. – Что, еще и водорослями можно? А камышом? Голышом, с малышом?

– Нет-нет, – участковый терапевт испуганно подпрыгнула на своих двух стульях, которые как бы срастались под нею, словно тоже прихлебывали какое-то сильнодействующее средство. – Пищевая добавочка…

– Мы отошли от темы, – напомнил Извлекунов. – Деловому человеку понадобится эффектная демонстрация. Желательно тоже на местности, в реальной жизни, при посторонних и не заинтересованных, а, скорее, наоборот, очевидцах. Чтобы уловить все нюансы и оттенки возможного применения и последствий. Так сказать, мелкое преступление без наказания. Помните, с какой чепухи начинал инженер Гарин? Опыты начинают с крыс… как театр – с вешалки.

Тут нашелся Амбигуус-младший:

– Назначьте встречу в ресторане! – воскликнул он. – Большой человек посидит в сторонке. А двойник на халяву нажрется и бесследно растает.

– Это, молодой человек, неплохая мысль, – задумчиво произнес окулист. – Он постоянно обедает в одном частном кафе, которое и рестораном-то оскорбить совестно. И если воспользоваться обеденным часом… бизнес-ланчем…

– Ну, и по рукам тогда, – отрезал Гастрыч, преображая украденный замысел в собственную инициативу. – Договаривайтесь о месте и времени. Мне понравилось ходить на стрелки.

– Нет, – усмехнулся Извлекунов. – На вас… на тебя ему и смотреть-то будет тошно. Мы попросим… Господин Кушаньев, как вы насчет того, чтобы покушать?

Жена педиатра пихнула того локтем:

– Соглашайся, – шепнула она. – Дома готовить не придется.

– Дура, – шепотом отозвался тот. – Это же будет мой дублер. – Громко же он ответил: – Я всегда согласен поучаствовать и помочь – тем более что до сих пор моя лепта была весьма и весьма скромной.

– Отлично, – обрадовался Извлекунов, – я сейчас же свяжусь и договорюсь.

Чернявый и неприятный коротышка, он еще ярче выглядел так, точно его самого достали пинцетом из какого-то непотребного места. Он ощущал, что его превосходство над Гастрычем начинает приобретать офтальмологически зримые очертания.

Не зная, чем возразить, Гастрыч пробормотал:

– Пошли в огород, посмотрим, как там делишки.

Огород был всеобщим любимцем; его называли то пашней, то грядочкой, и даже знаменитой Земляничной Поляной в честь фильма Бергмана, который когда-то смотрели Крышин и Ключевой, но ничего не помнили, кроме какой-то лошади: она почему-то их отвлекала и мешала целоваться в заднем ряду маленького кинотеатра, что на окраине. К тому же, то один, то второй постоянно становился на колени, спиной к экрану.

…Перед входом пришлось надеть ватно-марлевые повязки: запах становился нестерпимым и уголовно наказуемым.

Грибы росли, как на дрожжах. Щедро удобренные, они уже отчетливо белели круглыми шариками шляп, целиком занимая посевную площадь.

18. Пищевой полигон

В тот самый день и час, когда Гамлет и метрдотель потрясенно стояли над опустевшим стулом и настольными объедками, зал не был пуст.

За лучшим столиком, подальше от эстрады, но так, чтобы все вокруг было видно, сидел не большой, а удивительно невзрачный, сказочный человечек: весь скрюченный – скрюченные ручки, скрюченные ножки, да и дорожка, по которой он имел обыкновение ходить, была кривой – как и глаз, упомянутый Извлекуновым.

Потому что Извлекунов не зашил, как похвалялся, глазное яблоко, а вынул его напрочь, да и то не сам. Он просто помогал, то есть ассистировал во время сложной операции по извлечению пули, по странной случайности попавшей в тот самый глаз и засевшей неглубоко, не затронув важные нервные центры. Пуля была уже на излете, потому что специально нанятый снайпер целился издалека. Параллельно – но уже в другом месте – шла вторая операция: отловленному второразрядному снайперу, прикованному к трубе парового отопления, старательно зашивали естественные отверстия тела

Человечек был одноглазый и носил повязку, но пока, не зная оранжереи, не ватно-марлевую, а лишь бархатистую черную, да на глазнице.