Романы. Рассказы - страница 7

— И кто только выдумал эти ужасные уравнения? — жаловался он каждый раз. — Наверное, какой-нибудь учитель из Стамбула от нечего делать сидел и выдумывал эти головоломки. И на что они нужны человеку? То ли дело история: одно удовольствие, только запоминай!

Сегодня они разговаривали о серьезных делах.

— Давай подкараулим муллу и забросаем его камнями или просто изобьем, — предложил Качаз.

— А дальше что? — спросил Мурад, стараясь казаться серьезным, почти суровым, как отец: он во всем подражал ему.

— Побьем — и все!

— Польза-то какая от этого? На следующем уроке он еще больше изобьет нас, а если заметит, кто его бил, то в полицию начнут таскать.

— Что же, по-твоему, так и позволять ему издеваться над нами? — не унимался Качаз.

Мурад задумался и вдруг весело улыбнулся.

— Знаешь, что я придумал? К следующему уроку муллы намажем стул клеем и всадим несколько булавок, пусть покорчится от боли…

Качаз охотно согласился. Они разыскали среди играющих ребят своих одноклассников и стали обсуждать подробности плана действия. Все согласились с тем, что надо проучить зловредного учителя. Только Смпад отказался.

— Вы как хотите, а я не согласен, — сказал он.

— Почему? — раздались возмущенные голоса.

— Узнают — тогда нам плохо будет. Исключат из школы, могут и в полицию отправить.

— Что, по-твоему, весь класс, двадцать шесть человек, исключат? — спросил Качаз.

— Нет, тебя побоятся.

— Ну что ж, пусть исключают. — Качаз даже присвистнул.

— Тебе все равно, а мне нет. Ты скоро пойдешь в чабаны, а я хочу окончить школу и стать адвокатом, — хвастливо заявил Смпад. — Отец говорит, что ничего не пожалеет для моего образования.

— Трус, вот кто ты! — возмутился Мушег. — Если боишься, то сиди себе дома, а муллу мы проучим.

— Как хотите, дело ваше… — И Смпад убежал.

На большой перемене Сирануш принесла Мураду завтрак — горячие оладьи из пшеничной муки и два яблока.

Сирануш в последнее время была какой-то задумчивой, даже ее всегда розовые щеки чуточку побледнели. По вечерам, готовя свои уроки, Мурад часто замечал, как Сирануш, сидевшая с рукодельем на коленях у окна, выходящего на улицу, грустно смотрела вдаль и тихо напевала какие-то печальные песенки.

А однажды рано утром Мурад увидел ее у родника рядом с Апетом. Он в чем-то горячо убеждал Сирануш, но она, опустив глаза, отрицательно качала головой. Заметив Мурада, они смутились. Сирануш схватила кувшин и побежала домой.

Сейчас, передав завтрак, Сирануш не ушла, как обычно, а в нерешительности остановилась возле Мурада.

— Я подожду, пока ты съешь все, и унесу посуду, — предложила она.

— Зачем же! Вечером я сам принесу.

Помолчав немного, она, не глядя на Мурада, спросила его:

— Ты сегодня не собираешься на стоянку каравана, к отцу?

— Может быть, пойду. А что?

— Я хотела тебя попросить… — Щеки Сирануш вспыхнули. — Ты никому не скажешь?

— Ну конечно, не скажу! — охотно подтвердил Мурад. Его одолевало любопытство.

— Мурад, миленький! Найди там Апета и передай ему, что я его буду ждать у садовой калитки, пусть непременно придет, мне нужно кое-что сказать ему.

— Хорошо.

— Только смотри — никому ни слова.

Сирануш повернулась и торопливо ушла.

Апет считался самым храбрым из всех смельчаков в этом затерянном в горных кряжах городке, где мужество и храбрость ценятся выше всего. Здесь на каждом шагу человека ждет тысяча опасностей, и беда тому, кто растеряется перед лицом врага, струсит и попытается улизнуть от него. Такой рано или поздно погибнет. А погибнет он непременно: его догонит меткая пуля, пущенная из берданки курда, угоняющего скот с пастбища, или свалит острый нож во время драк, столь часто провоцируемых турецкой молодежью в узких переулках городка. Нет, чтобы жить в этом царстве произвола и бесправия, нужно уметь постоять за себя, защитить своих, иначе увезут молодую сестру, жену и даже маленьких детей. До сих пор кое-где в горах сохранился обычай, по которому чабан, перед тем как выдать свою дочь замуж, рассматривает спину жениха: нет ли там пулевой раны или рубцов от удара ножа? Не струсил ли его будущий зять перед лицом врага и, удирая, не подставил ли ему свою спину?