Ронин - страница 5
Я судорожно сглотнул. В 43-ем мне вырезали вместе с осколком пол желудка. И хоть сейчас желудок целый, но память фантомной болью сжала его в комок. Куда мне идти теперь? На дворе стоял апрель 1941 года.
Эти строчки как нельзя больше подходили к нынешней погоде и настроению.
В начале Апреля ещё местами лежал снег. И прохожие нет-нет попадали в снежные каши луж. Но зимний холод был уже позади, и это сознавало все живое и сущее, коты грелись на солнце, воробьи чирикали по-весеннему. Даже черные грачи, разлетевшиеся по городу, каркали радостно и торжественно. И всякая неприятность выглядела мелкой и несущественной перед грядущим летом. В приподнятом настроении я огляделся по сторонам. Весенний моросящий дождик его не портил.
Нельзя сказать, что я не знал, куда идти дальше и что делать. Такие случаи были предусмотрены заранее. Не в первой, как говорится. Только в кино и книгах путешественник во времени без проблем переносится в прошлое, без проблем находит новые связи, без проблем вживается в текущее время. Меж тем каждое перемещение это, прежде всего, сплошные проблемы. Чтобы пояснить приведу пример:
Наш современник переносится в прошлое. Прежде всего, ему надо быть соответственно одетым. Знать язык и желательно особенности языка на данный период времени. И главный вопрос финансы. Банкноты 21-ого века в других веках не встретят с распростертыми объятиями. Даже золотые червонцы Николашки очень вызывающе будут смотреться при дворе Ивана Г розного. Обзавестись надлежащей валютой того времени, куда вы отправитесь главная проблема, если конечно вы не собираетесь ограбить музей. Но и в музее хранятся крохи той денежной массы, что была в обращении в прошлом. Поэтому вариант один — золото. И желательно золото без рода и племени, без серпасто-молоткастых проб и знаков. Золото принимается с охотой в любом времени и практически без вопросов. Желающие его принять всегда найдутся.
Поэтому, выйдя под весенний дождь с фанерным чемоданом, я отправился к своему схрону. Среди диких зарослей на пустыре неподалеку от моего дома доживал свой век кряжистый клен. Вытащив из его тела обломанный сук, достал из импровизированного дупла свой валютный запас. Негусто, вздохнул я, вытряхивая из мешочка три обручальных кольца, пара перстней, один с утраченным камнем, и две золотые рейхсмарки. Вот и все трофеи. Если в 41 рейхсмарки ещё могли пройти, то в прошлом, куда я собирался, они вызвали бы ненужные вопросы. Выхода два. Либо — пройтись по ним молотком, уродуя аверс и реверс до неузнаваемости, либо избавится от них сейчас же. Склонился ко второму варианту, и уже не теряя времени, отправился по известному адресу.
Бодро лавируя между свежих луж и редких прохожих, я свернул к проулку Красногвардейскому. В конце проулка, между построенных при царе горохе домишек приютилась лачуга старьевщика. Редкой души человек и профессии редкой. В наше время его почетно именовали бы антикваром. Сам он себя именовал портным, перешивающим старые вещи. Было у него такое прикрытие не совсем законной деятельности. Я же именовал его по-разному, в зависимости от настроения.
Только бы он был дома. На мой стук долго не открывали. Пока, наконец, не раздались шаркающие шаги.
— И кито там?
— Открывай Гобсек, свои!
Замок почти беззвучно щелкнул, и дверь открылась без шума и скрипа.
— Молодой человек и что за нелепые имена вы мне каждый раз даете? Детство какое-то..
— Не обижайся папаша, я ведь это любя!
— Ваша любовь меня ни сколько не греет.
Прошамкал Плюшкин беззубым ртом, отчего седая щетина на бородавке у рта шевельнулась. Щетинки, словно усики антенны, проверили мою кредитоспособность.
— Сейчас согреет папаша. Останетесь довольны.
— И какой я вам папаша? Да будь у меня такой сын, я бы дал обет безбрачия.
Старый ворчун имел склонность ударятся в морализаторство, но до маразма ему было ещё далеко как до китайской пасхи.
— Ну, как наши успехи на поприще скупки краденного?
Поинтересовался я, чтоб сбить барыгу с пафосного тона.