Россия - Америка: холодная война культур. Как американские ценности преломляют видение России - страница 16

Это было «сопротивление в поддержку свобод Англии».

Британия послужила первым образцом идеологического врага: американская нация определила себя через отрицание британских черт – монархии, аристократии, тирании, религиозных гонений. Король Георг III был обвинен в попытке установления «абсолютной тирании». Декларация независимости утверждает: «История настоящего Короля Великобритании – это история многократных оскорблений и узурпаций, имеющих целью установить абсолютную Тиранию над американскими штатами». В подтверждение этого обвинения авторы декларации на двух страницах приводят факты – от отказа короля принять «самые благотворные и необходимые для общественного блага законы» до провоцирования им «внутренних вооруженных восстаний среди нас» и набегов «беспощадных Индейских Дикарей». В завершение обвинительного перечня декларация устанавливает: «Таким образом, Принц, чей характер отмечен деяниями, которые могут определять Тирана, непригоден для управления свободным народом».

Во многом обвинения американцев были обоснованны, в остальном – заряжены риторическим накалом. Риторика революционных годов была исполнена религиозным пафосом и впервые сформулировала идеологическую составляющую американской идентичности. Историк Гордон Вуд замечает, что идеи американской революции примечательным образом перекликаются с идеями пуританской революции XVII века и французской революции XVIII века. Все три восстания объединяет «одинаковое общее отвращение к хаотическому и коррумпированному миру, встревоженная и яростная высокопарность, те же самые возбужденные опасения конспираций угнетенных, те же самые утопические надежды о строительстве нового добродетельного мира»[22].

Тем не менее многие серьезные историки приглушают идеологический характер американской политической культуры. Так, историк либеральной традиции Луис Хартц в своем анализе американской революции делает акцент на контрасте «сдержанного характера» революции в Америке с «духом крестовых походов» и «необузданным энтузиазмом» Европы. Схожие аргументы приводит влиятельный историк Даниэль Бурстин, интерпретируя революцию как «решение, продиктованное благоразумием, свободное от догмы и религиозного воодушевления».

Безусловно, здравый смысл и рациональность в большой степени участвовали в построении государственности, но пассионарность, вдохновляемая религиозной энергией, обеспечила революционную воодушевленность в строительстве либерально-демократического государства. Та же самая воодушевленность поднимает американский народ на распространение либерально-демократических идеалов в мире.

Наряду с либерально-демократическим кредо несущим элементом конструкции американской идентичности является иммиграция. Влиятельный гарвардский историк Стэнли Хоффман определяет американскую идентичность как уникальный продукт «материальной особенности» – этнического разнообразия, созданного иммиграцией, и «идеологической особенности» – либерально-демократического кредо. Президент Франклин Рузвельт в своем воззвании к американцам в 1938 году говорил: «Помните, помните всегда, что все мы являемся наследниками иммигрантов и революционеров». Исследователь американской иммиграции Оскар Хэндлин писал, что «иммигранты есть история Америки». Социолог Роберт Белла разделяет это мнение: «Все американцы, за исключением индейцев, – иммигранты или потомки иммигрантов».

Однако, согласно Самюэлю Хантингтону, говорить, что Америка – это нация иммигрантов, значит возвести частичную правду в разряд полной правды. «Для того чтобы иммигранты смогли приехать в Америку, поселенцы должны были ее основать»[23]. Хантингтон подчеркивает разницу между поселенцами и иммигрантами. Поселенцы – группы единомышленников – обосновывались в Америке, вдохновленные общей целью строительства совершенного общества, «города на холме», и жили согласно определенным писаным и неписаным законам. Иммигранты же, в одиночку или семьями, переезжали с целью влиться в уже существующее сообщество, привлекаемые условиями жизни в нем.