Россия и русские. Книга 2 - страница 5

Первым революционным деятелем той поры, поставившим под сомнение подобные взгляды, был Георгий Плеханов, человек, который еще в 1879 г. отверг терроризм. В ряде своих работ, написанных в эмиграции в 1880-е гг., он впервые высказал мнение, что Россия уже вступила в эпоху буржуазного развития и создает вполне современную промышленную систему, включая и пролетариат — непосредственный продукт этого процесса — в том виде, как его описал Маркс. Что же касается крестьянской общины, то это всего лишь жалкий остаток умирающей экономической системы, уже почти разрушенный неотвратимо наступающим капитализмом. Стало быть, революция в России возможна только тогда, когда капитализм полностью исчерпает свои потенциальные возможности, а пролетариат обретет наконец черты зрелости и распространит свое влияние на все общество. Поэтому любая попытка ускорить революцию и развязать ее до этого момента будет означать полную безответственность ее лидеров.

Плеханов был уверен в том, что только его версия марксизма имеет право называться «научным социализмом», а всех остальных революционеров прежней эпохи, то есть до 1881 г., он пренебрежительно называл «народниками» или «поклонниками народа». Это слово все еще используется для названия всех российских революционеров-немарксистов. Взгляды Плеханова вызвали в 1890-е гг. оживленную дискуссию между народниками, которые продолжали отстаивать точку зрения, что у России свой, особый путь социального развития, и марксистами, которые свято верили, что Россия пойдет по пути развития других европейских стран, хотя и с некоторым отставанием, вызванным преимущественно ее общей отсталостью и добуржуазными пережитками^>{15}.

Идеи Плеханова импонировали тем, кто хотел отличаться от прочих «научным» мировоззрением, а также тем, кто хотел видеть себя активным участником мировых событий и тем самым избежать болезненного ощущения замкнутости, вызванного обособленностью России и ее самобытностью. Однако против доктрины имелись и весьма серьезные возражения. Если Россия должна ждать созревания многочисленного, хорошо организованного пролетариата, то революцию придется отложить по меньшей мере на несколько десятилетий. Истинные же революционеры тем временем должны приветствовать развитие капитализма и буржуазного либерализма в качестве совершенно бесспорных прогрессивных явлений. Но большинство революционеров не обладали необходимым хладнокровием и терпением. И эта дилемма, навязанная им такой неопределенной и долгосрочной перспективой, стала важнейшей проблемой русских марксистов.

Кроме того, существовали и другие дилеммы. Россия очень сильно отличалась от Германии, где уже действовала мощная и сильная социал-демократическая (то есть марксистская) партия. На Втором съезде Российской социал-демократической рабочей партии, который состоялся в Брюсселе и Лондоне в 1903 г., произошел раскол по вопросу о характере партийной организации^>{16}. Юлий Мартов, поддержанный Плехановым, предложил, что членом партии может стать любой человек, «поддерживающий партию материальными средствами и оказывающий ей регулярное личное содействие под руководством одной из ее организаций», тогда как его противник Владимир Ленин выдвинул более требовательную формулировку: «поддерживающий партию как материальными средствами, так и личным участием в одной из партийных организаций».

При доброй воле эти разные трактовки можно было бы как-нибудь согласовать. Дело в том, однако, что Мартов и Ленин придерживались совершенно различных точек зрения по вопросу о природе партии и ее функционировании. Мартов стремился к созданию массовой рабочей партии, а Ленин хотел создать тайную организацию активистов, которые могли бы все свое время уделять партийной работе. Ленин проиграл при голосовании, но поскольку члены еврейского Бунда, которые всегда находились к нему в оппозиции, покинули съезд под другим предлогом, он получил возможность заявить после съезда, что получил большинство голосов^>{17}.

С тех пор эта фракция партии стала называть себя большевиками, то есть получившими большинство голосов при решении этого вопроса, в то время как оппоненты Ленина называли себя меньшевиками.