Россия на рубеже XV-XVI столетий - страница 5

Специальные исследования посвящены взглядам Иосифа Волоцкого, однако наряду с интересными трудами на эту тему есть и работы чисто клерикального характера (книга Т. Шпидлика).[26] Внимательно изучались «Лаодикийское послание» вольнодумца Федора Курицына и связанная с его именем «Повесть о Дракуле».[27] Обстоятельную книгу о Ниле Сорском написала Ф. Лилиенфельд, выявившая ряд новых источников. Она рассмотрела идеологию Руси того времени в сравнительно-историческом аспекте. Сводный труд о русских ересях XI–XV вв. написал Э. Хеш. Н. Ангерман обнаружил новые данные о русско-немецких культурных связях конца XV в.[28]Появились и обобщающие труды с разносторонней оценкой важнейших явлений данного периода. Один из томов шеститомной «Истории России» Г. Вернадского посвящен XV — первой трети XVI в. Автор с позиций «евразийского» подхода обосновывает тезис о складывании Русского государства в системе монгольского властвования. Роль монголов непомерно преувеличена. Основанная на традиционной источниковой базе, книга отставала от уровня науки уже в момент публикации. Успехи политики Ивана III Вернадский объясняет «новыми генами, приобретенными в результате браков московскими князьями».[29]

Монография Д. Феннела о деятельности Ивана III привлекает широким подходом к теме, ярким изложением, знанием литературы проблемы. Автор хорошо знаком с советской историографией, выводы которой он широко использует. Отдельные наблюдения Д. Феннела (в частности, о «династическом кризисе» 1497–1502 гг.) приняты советскими учеными. Недостатком книги является отрыв политической истории от социально-экономических предпосылок образования единого государства.[30]

Основные законы общественного развития, и в частности в феодальную эпоху, установили К. Маркс и Ф. Энгельс. Они доказали, что в период перехода к позднему феодализму формирование крупных феодальных монархий было закономерным явлением, обусловленным сдвигами в социально-экономической жизни общества, развитии производительных сил и росте общественного разделения труда. «Объединение более обширных областей в феодальные королевства, — писали Маркс и Энгельс, — являлось потребностью как для земельного дворянства, так и для городов. Поэтому во главе организации господствующего класса — дворянства — повсюду стоял монарх». Следовательно, складывание государственности протекало в феодальных условиях и вместе с тем было связано с развитием товарно-денежных отношений. «… В конце XV века, — писал Энгельс, — деньги уже подточили и разъели изнутри феодальную систему…»[31]

Процесс создания национальных государств позднего средневековья был одним из важных рычагов прогресса. Королевская власть, указывал Ф. Энгельс, представляла собой «порядок в беспорядке», являлась «представительницей образующейся нации в противовес раздробленности на мятежные вассальные государства». Она восторжествовала «повсюду в Европе, вплоть до отдаленных окраин», причем «даже в России покорение удельных князей шло рука об руку с освобождением от татарского ига, что было окончательно закреплено Иваном III».[32]

Маркс высоко ценил государственную деятельность «великого макиавеллиста» Ивана III. Он писал: «В начале своего царствования (1462–1505) Иван III все еще был татарским данником; его власть все еще оспаривалась удельными князьями; Новгород, стоявший во главе русских республик, господствовал на севере России; Польско-Литовское государство стремилось к завоеванию Московии; наконец, ливонские рыцари еще не сложили оружия. К концу царствования мы видим Ивана III сидящим на вполне независимом троне, об руку с дочерью последнего византийского императора; мы видим Казань у его ног, мы видим, как остатки Золотой Орды толпятся у его двора; Новгород и другие русские республики покорны; Литва уменьшилась в своих пределах и ее король является послушным орудием в руках Ивана; ливонские рыцари разбиты. Изумленная Европа, в начале царствования Ивана III едва ли даже подозревавшая о существовании Московии, затиснутой между Литвой и татарами, — была ошеломлена внезапным появлением огромной Империи на ее восточных границах, и сам султан Баязет, перед которым она трепетала, услышал впервые от московитов надменные речи».