Россия накануне «смутного времени» - страница 11

Родовая знать не желала оставлять власть в руках Юрьева и Щелкалова. По возвращении из Пскова в Москву регент И. П. Шуйский стал исподволь готовить их отставку. В Польшу поступили сведения, что самыми влиятельными людьми в Москве были Никита Романович, которому поручались наиболее важные дела, и князь Шуйский, который не желал, чтобы другие пользовались большей властью, чем он, и требовал себе должности Никиты[57].

В результате раскола в опекунском совете земское правительство оказалось в исключительно трудном положении. Парадокс состоял в том, что его руководителям Юрьеву и Щелкалову пришлось опасаться противодействия со стороны не столько бывших «дворовых» чинов, сколько аристократической реакции. Положение Н. Р. Юрьева казалось непрочным. Современники не сомневались в его близкой кончине. Он достиг преклонного возраста и тяжело болел. Придворный лекарь Грозного, бежавший в Ливонию, уверял, что Юрьев долго не проживет[58]. Болезнь Юрьева выдвинула перед правительством вопрос о его преемнике. В конце концов выбор пал на Бориса Годунова. В произведениях писателей эпохи «смуты» встречаются намеки на «завещательный союз дружбы» Юрьевых и Годуновых. По словам Авраамия Палицына, Борис поклялся «соблюдать» вверенных его попечению детей регента. Составленное в романовском кругу «Сказание о Филарете Романове» повествует, что Борис «исперва любовно приединился (к детям Н. Р. Юрьева. — Р. С.) и клятву страшну тем сотвори, яко братию и царствию помогателя имети»[59]. Поздние авторы придали дружбе Романовых и Годуновых несколько сентиментальный оттенок. На самом деле этот странный союз образовался в силу политической необходимости. Попытки закрепить трон за слабоумным царем привели к острым разногласиям в опекунском совете. Перед лицом ширившейся оппозиции знати и грозных народных движений родственники Федора должны были волей-неволей объединиться.

Начавшееся крушение «двора» едва не увлекло Годуновых в пропасть. В дни восстания народ требовал отставки не только Б. Я. Бельского, но и Б. Ф. Годунова. В конце мая 1584 г. английский посол писал, что Годунов не пользуется авторитетом в Москве[60]. Однако ко дню коронации Годунов получил чин конюшего[61]. Едва ли можно сомневаться в том, что без поддержки Н. Р. Юрьева с его неограниченным влиянием на Федора и весом в Боярской думе Борис не смог бы получить высший в думе боярский чин.

В свое время царь Иван, разгромив «заговор» князей Старицких, упразднил высшую боярскую должность конюшего. Но о ней вспомнили после смерти царевича Ивана. Толки подобного рода впервые подслушал в боярской среде пронырливый иезуит А. Поссевино, посетивший Москву в начале 1582 г. Ввиду возможной смерти бездетного Федора, записал он, царя крайне тревожит будущее династии, потому что в его роде уже никого не осталось и более 30 лет не занято место конюшего, на которого (как на конюшего) эта власть должна перейти. Приведенное сообщение итальянского дипломата не отличается вразумительностью. Им можно было бы пренебречь, если бы оно не имело одной поразительной аналогии в источниках московского происхождения. Известный знаток московских традиций Г. Котошихин писал о чине конюшего буквально то же самое, что и Поссевино: «А кто бывает конюшим, и тот первый боярин чином и честью, и, когда у царя после его смерти не останется наследия, кому быть царем, кроме того конюшего, иному царем быти некому, учинили бы его царем и без обирания»[62]. С чином конюшего, как видно, была связана некая старинная традиция. В силу ее в случае пресечения династии вся полнота власти в Московском царстве переходила к думе в лице первого из бояр — конюшего.

Вопрос о кандидатуре на вакантную должность конюшего неизбежно должен был вызвать резкие столкновения в опекунском совете. В конце концов при поддержке Н. Р. Юрьева пост конюшего занял шурин царя Федора Борис Годунов. Это назначение, проведенное вопреки ясно выраженной воле Грозного, ввело бывшего «дворового» боярина Годунова в круг правителей государства[63]. Многие обстоятельства побуждали земское правительство искать поддержки «дворовых» людей. При Иване IV «двор» служил опорой и воплощением личной власти царя. Смерть Грозного не привела к мгновенному исчезновению «двора» как военной силы. Старания царя Ивана, вложившего много сил в организацию «дворовой» службы, не пропали бесследно. На «дворовой» службе состояли проверенные люди, преданность которых царской фамилии подкреплялась обширными привилегиями. «Дворовые» стрельцы и дворяне были призваны обеспечить безопасность нового царя и его ближайшего окружения.