Россия открывает Америку, 1732–1799 - страница 64

Уделяя пристальное внимание Ф. В. Каржавину, исследователи, к сожалению, часто забывают о существовании других русских подданных, которые были очевидцами и участниками вооруженной борьбы американцев за свою независимость. Речь в первую очередь идет об упоминавшемся выше Густаве Хайнрихе фон Розентале, который не только был непосредственным участником войны США за независимость, но и продолжал открыто выражать свои симпатии к молодой республике после возвращения в Россию в 1784 г. Особый интерес в этой связи представляет переписка Розенталя с его бывшими сослуживцами и друзьями в США, и прежде всего с генералом У. Ирвином, хранящаяся в исторических обществах Пенсильвании и Висконсина и присланная по моей просьбе в Москву.

Как вспоминал позднее сам Розенталь, он отправился в Америку, "так как ожидалось, что споры между Великобританией и ее колониями в конечном итоге приведут к открытому столкновению… Под именем Джона Роуза я вступил в континентальную армию под Тайкондерогой и с этого времени продолжал находиться на службе Соединенных Штатов Америки"49. На протяжении ряда лет он служил под начальством бригадного генерала Уильяма Ирвина, "а в конце войны был {141} его адъютантом". Когда в ноябре 1783 г. в Филадельфии собрался Совет цензоров (Council of Censors) Пенсильвании, Дж. Роуз был избран его секретарем. Он являлся также одним из учредителей "общества Цинциннати" в штате Пенсильвания. Диплом о членстве в этом обществе, подписанный генералом Вашингтоном 1 октября 1785 г., был послан ему уже в Европу 50.

Особый интерес представляет тот факт, что в 1786 г., давая сведения о своем звании и имуществе, он заявил об отказе от своих чинов в России "до тех пор, пока Северная Америка не будет признана самостоятельным государством"51.

Не приходится сомневаться, что такой поступок в условиях царского самодержавия свидетельствовал о большом гражданском мужестве Розенталя. Показательно также, что до конца своей жизни он сохранил добрую память о своих американских друзьях и, в частности, писал, что приверженность У. Ирвина "делу свободы должна быть гордостью его семьи и страны"52. Он неоднократно выражал желание получить знаки принадлежности к "ордену Цинциннати" и напоминал Ирвину о его обещании прислать свой портрет 53.

Много интересных сведений содержат и письма генерала Ирвина, регулярно информировавшего Розенталя о важнейших событиях американской жизни: восстании Шейса, конституции 1787 г., борьбе между федералистами и демократами, восстании из-за виски, договоре Джея и т. д. Так, в письме от 1 сентября 1787 г. сообщалось: "Прошлой зимой вблизи Бостона происходили сильные волнения, по существу даже восстание, о котором Вы, без сомнения, немало слышали. Одно время под руководством некого Шейса суровой зимой объединилось 7000 повстанцев. У них имелось множество поводов для недовольства, в том числе притеснения судей, спекулянтов, сборщиков налогов и т. д." Ирвин характеризовал подавление восстания как братоубийственную войну, характер которой в США понимали лишь очень немногие. С этим восстанием генерал связывал и выступление восточных штатов в пользу создания "сильной исполнительной власти"54.

Резко отрицательно Ирвин отзывался о принятии в 1798 г. законов об иностранных и подрывных действиях (Alien Law and Sedition Law) и рекомендовал Розенталю воздержаться от переезда в Америку. "Вы несомненно должны будете чувствовать себя неловко, {142} если не получите всех прав свободного гражданина в моент, когда сойдете на берег". Предстоящие выборы и победа Т. Джефферсона, на которую Ирвин рассчитывал, должны были изменить положение к лучшему 55. Хотя Розенталь так никогда и не вернулся в США (он умер в Ревеле в 1827 г.), все эти годы он не прекращал своей американской переписки, общался с консулами США в С.-Петербурге Дж. Гаррисом, Дж. Гибсоном и др.

Среди других участников и очевидцев Американской ревлюции встречается упоминание о некоем Карле Тиле (Charles Thiel), аптекаре из С.-Петербурга, приехавшем в Филадельфию еще в 1769 г. Назвавшись Кистом (Cist), предприимчивый аптекарь вскоре преуспел в издательском деле. Однако его известность главным образом связана с тем, что он одним из первых понял, что каменный уголь может быть использован в качестве топлива 56. Причудливо сложилась судьба другого русского странствователя — нижегородского мещанина Василия Баранщикова, оказавшегося в начале 80-х годов XVIII в. в Америке на принадлежавшем Дании острове Санкто-Томас 57.