Россия: Подноготная любви. - страница 13

"Неугодник" - это человек любого возраста, обладающий некоторой интеллектуальной и эмоциональной обособленностью от вождя. Это - недокурьер. Курьер первой ступени обучения. Партизан, способный драться, находясь в полном окружении, - против сверхвождя.

Вожак подсознательно враждебен неугодникам вообще, а курьерам в особенности - это очевидно. В определенных условиях вожаку (не достигшему силы сверхвождя) свою ненависть к носителям противоположной неугоднической психики скрывать выгодно.

Очевидно также и то, что всякий вождь одержим желанием стать сверхвождем. Точно так же и продолжающее его волю стадо не может ограничиться собой - оно или отмирает, или стремится к господству над все большим и большим числом соседей-исполнителей.

В каком-то смысле каждый некрофил, даже жухлый - вождь. Он - слепок, копия, реплика с действительного вождя. Его цель - карьера, взбирание наверх по ступеням иерархии.

Стая движется к своей погибели - буквальной. И время гибели ее уже приблизилось.

Итак, теория стаи, если предельно коротко, состоит в следующем: все вожди и исполнители (понятия относительные, субвождь - тоже исполнитель) стремятся к мировому господству, отражая лишь желание сверхвождя сформировать единую всепланетную стаю. Однако на пути к этой власти стоят немногочисленные неугодники, которые, провоцируя очередного сверхвождя к приступу паранойи, разваливают всю стаю. Однако всепланетная стая все-таки сформируется, что, как это ни странно, станет моментом ее гибели. Неугодники же не погибнут, а трансформируются в курьеров.

Углубляющиеся на наших глазах процессы изменения психики населения планеты - всей - получат полное свое логическое завершение.

Это - основное.

Однако есть еще многие милые сердцу подробности, которые помогут не просто стряхнуть с себя "цивилизованное" мировоззрение, но и, взорвав его, испепелить.

К поразительным результатам, развенчавшим прежнее академическое знание о смысле поведения крыс, привела, как и всегда в науке, небрежность экспериментатора - незакрытая вовремя дверка.

Впрочем, и о крысах, и о подсматривающих за ними - по порядку.

Подобно тому, как много лет считалось, что стая валаби (в состоянии - публика) есть образец супружеской верности, так и об обыкновенных крысах (состояние - толпа), которые откровенно живут в свальном грехе, считалось, что в остальном они пример первохристианской взаимопомощи (о детенышах заботятся все самки, даже не матери; друг друга не грызут, а ласкают и т. п.). Эти воззрения вполне вписывались в дарвинщину (грызня внутри вида при достаточности пищи есть, с точки зрения теории эволюции, чушь).

Кайфоломщиками во второй половине XX века невольно оказались Ф. Штайнигер и (независимо от него) И. Эйбл-Эйбесфельдт, считающиеся первооткрывателями. Их результаты были не менее сногсшибательны чем у кайфоломщика-генетика, заглянувшего в семейную жизнь валаби.

Ф. Штайнигер и И. Эйбл-Эйбесфельдт, в отличие от предшествовавших им публикующихся экспериментаторов, которые наблюдали в вольере за одной стаей, в один вольер поместили сразу две - разные - стаи. (Вариант эксперимента: они пространственно совмещали не стаи, а одиночных крыс, но из разных стай.)

Результаты экспериментов взяты из книги лауреата Нобелевской премии Конрада Лоренца "Агрессия". Нижеприведенное осмысление наблюдаемого, естественно, противоположно лоренцовскому, оно - в рамках теории стаи. Переосмысление "естественно" потому, что выводы Конрада Лоренца в конечном счете были обречены подтвердить естественность подчинения одной человеческой особи другой (скажем, при сталкивании конкурентов с пути карьериста) - иначе бы уполномоченным присуждать Нобелевскую премию чиновникам книга не понравилась (о закономерностях ассоциативно-эстетических предпочтений - дальше).

Эйбл, следуя простому здравому смыслу, ради того, чтобы хоть что-то узнать достоверное о жизни грызунов, жил с ними в максимально близком контакте: мышей, бегавших по его бараку, он не только не преследовал, но регулярно подкармливал и вел себя так спокойно и осторожно, что в конце концов совершенно приручил их и мог без помех наблюдать за ними с близкого расстояния. Основной объект его наблюдений - серые мыши. Однажды клетка, в которой Эйбл держал мышей иного типа - крупных и темных, так называемых лабораторных (они довольно близки к диким), - оказалась по небрежности открытой. Все было спокойно в бараке, но только до тех пор, пока эти мыши не отважились выбраться из клетки и не попытались начать осваиваться в комнате. Немедленно местные (дикие) серые мыши на темных набросились. Лабораторные (темные) защитить себя на чужой территории не смогли и отступили в пределы "своей" территории, в клетку. Этот свой последний оплот им защитить удалось, несмотря на то, что местные туда ворваться попытались. Любовь к себе подобным, которую приписывали мышам и крысам, не состоялась.