Россия: способ существования. Где искать национальную идентичность и как с ней жить? - страница 5

стр.

- Сейчас эта проблема снова не решена?

- Решена, но не правильно, значит, не решена. Клан Рахимовых приватизировал нефтянку республики и этим профинансировал сепаратизм, то есть, Россия к башкирам не лезла. Но Рахимов не учел, что у башкир никогда не было своего хана, а Рахимов построил ханство. Поэтому, например, случилось побоище в Благовещенске, а недавно в какой-то районной школе школьники целовали чиновнику ботинок. Ханство для Башкирии тоже неприемлемо. Рахимов совершил смысловую ошибку. Он подумал, что идентичность башкир заключена в исламе, а исламские государства – деспотии. Но исламом башкирская идентичность не исчерпывается. Проблема Башкирии не решена, потому что не определена идентичность.

РОССИЯ

- Вы один из немногих современных писателей, которые создают для нашей страны мифологическую историю. Чем можно гордиться в реальной истории России?

- Меня смущает это определение: мифологическая история. Мифы об исторических событиях? Я такого не создаю, я не конспиролог и не богослов. Все факты, которые я излагаю, я извлекаю из работ профессиональных ученых и не дерзаю вторгаться в их епархию. Если же я создаю образы исторических событий, то это не мифология. А вообще-то мой метод – не исторический, а культурологический. Нахождение взаимосвязей между удаленными друг от друга вещами. Эти взаимосвязи выявляют разные культурные феномены России – уральский, сибирский, поморский, степной. Вот стойкость этих феноменов лично для меня и является главным объектом гордости.

- Вот у вас в «Сердце Пармы» есть вогулы. Страшные такие вогулы. А потом, в «Золоте бунта», мы читаем, что вогулов этих почти не осталось. И уничтожили их положительные герои «Сердца Пармы», те самые, за которых так переживаешь, - русские мужики, князья и их ратники. Пришли к вогулам с мечом и водкой и почти полностью их истребили. Зато теперь мы из их земель качаем нефть и газ. Этим тоже надо гордится?

- Вогулы, то есть, манси, все-таки сохранили себя, обрели нечто вроде государственной структуры. Могли погибнуть, но уцелели, отступая и отступая. Сейчас Россия качает из их земли нефть и газ, но хозяева той земли уже начинают перевоспитывать страну. В Югре сформировалось нечто вроде комплекса вины белого человека. Ханты и манси в Югре стали способом самоидентификации региона. Там даже подразделение «Шелл» имеет логотипом местный орнамент. Если бы земля была ничья, промысловики ее бы уничтожили. А сейчас комплекс вины заставляет заниматься экологией и вкладываться в малые народы севера. Конечно, не так все хорошо, как хочется, но развитие направлено в эту сторону. Промышленное освоение тех земель – сплошное преступление, но сбереженная идентичность переформатирует эти процессы. Идентичностью можно гордиться, преступлением – конечно, нет.

- А как вы считаете, России, русским вообще надо перед кем-то за что-то извиняться? Перед теми же вогулами, например?

- Это дела давно минувших дней. Признавать историческую вину – это и есть извинение, а расшибать лоб, каясь, и делать то же самое, – лицемерие. Я понимаю, например, что часть татар требует, чтобы Россия покаялась за взятие Казани Иваном Грозным. Но на самом деле татары требуют не сатисфакции за прошлое, а уважения к себе как второму народу России в настоящем.

- А «уральский менталитет» можно распространить на всю страну?

- Можно, но не нужно. На мой взгляд, уральская команда Ельцина как раз и распространяла уральский менталитет на всю страну. В понимании уральца демонтаж Советского Союза – это приватизация предприятий. Такое в истории Урала случалось трижды, а больше нигде в России подобного не было. И все три раза все происходило так же, как недавно при Ельцине. А потом государство частично отрабатывало назад, что и делают силовики при Путине. Знала команда Ельцина историю Урала или не знала – не важно. Для уральца свобода – в первую очередь возможность приватизировать промышленность благодаря близости к власти. А в то, что свобода – в первую очередь институт частной собственности, отделенный от государства, уралец советской эпохи поверить не мог. Нынешняя олигархия, перерастающая в госкорпорации и коррупцию, - наследие локального дискурса, который вытеснил глобальный. Идентичность – не идеология, она не может быть всеобщей.