Россия в Германии. Апология русской эмиграции - страница 35

Бывали и сотрудничали в “НРК” профессор Ю.ИАйхен-вальд, профессор Сергей Гессен (философ, педагог), профессор Г.Г.Швиттау (экономист, кооператор), профессор Б.П.Вышеславцев (философ, “Русская стихия у Достоевского” и многие другие), профессор Лев Карсавин (философ, автор многих трудов за рубежом, после Второй мировой войны схваченный КГБ и погибший в ГУЛАГе в 1952 г.). Бывали в “НРК” приезжавшие из Советской России — Борис Пастернак и Влад. Лидин. Приехавший в Берлин Вл. Маяковский дал свою автобиографию: “Я поэт — этим и интересен”. Из писателей, живших в Советской России, в “НРК” присылали и печатали статьи — Э. Голлербах, Андрей Соболь, Инн. Оксенов, Н.Ашукин, А.Яковлев и др. Приходили — старый бытовик-писатель С. И. Гусев-Оренбургский, профессор Н.Н.Алексеев, приват-доцент И.Пузино, высланный из Советской России известный архивист А.Изюмов, Наталья Потапенко (дочь известного романиста, сама беллетристка), профессор А.А. Байков, высланный, мой московский профессор по “Энциклопедии права”, члены “Цеха поэтов” — Н.Оцуп и Г.Иванов. Заходил— высланный профессор ФА.Степун, тогда автор известных “Писем прапорщика-артиллериста”, а позднее замечательных воспоминаний “Бывшее и несбывшееся”, заходил левый эсер А.Шрейдер (тоже высланный, но этих “скифов” выслали как-то странно, они были скорее — полувысланные), заходила приезжавшая на время из Советской России поэтесса Мария Шкапская, выпустившая в Берлине книгу “Барабан строгого господина”, приходил старый профессор С.Гогель (Ященко говорил, что в России о нем ходила острота: среднее между Гегелем и Гоголем), экономист ДЛутохин (высланный). Часто бывали мои приятели — Ю.Офросимов, Ф.Иванов, Вл. Корвин-Пиотровский, совсем молодой А.Бахрах. Приходила беллетристка А. Даманская, АДроздов, Глеб Алексеев и множество других, всех не упомню. Раз — вот это я запомнил — пришла в “НРК” писательница Е.Выставкина, подлинная дама хорошего общества, недавно вырвавшаяся из Советской России, писавшая так же “легко”, как Н.Лаппо-Данилевская (“Русский барин”), которая тоже была в Берлине и я с ней встречался, Ященко знавал Выставкину по России, но принял ее почему-то грубовато и среди разговора вдруг спросил: “А скажите пожалуйста, сколько вам лет?” — На эту бестактность Выставкина с улыбкой ответила: “L’etat — c’est moi”. Такой элегантный дамский отпор понравился Яшенке, и он разразился своим обычным громовым хохотом. В Берлине Выставкина выпустила роман “Амазонка”, который кто-то вдребезги разругал в “НРК”.

Помню, как пришел в “НРК” Игорь Северянин со “своей тринадцатой”. Глядя на него, я невольно вспомнил его вечер в Политехническом музее в Москве в 1915 году, когда я был студентом. Громадный зал Политехнического ломился от публики, стояли в проходах, у стен. Северянин напевно читал, почти пел (надо сказать, довольно хорошо) стихи из “Громокипящего кубка”, из “Златолиры”, и эти уже известные публике стихи покрывались неистовыми рукоплесканиями: аплодировала неистово молодежь, особенно курсистки. В Северянина из зала летели цветы: розы, левкои. Поэт был, как говорится, на вершине славы. И в ответ молодежи пел:

Восторгаюсь тобой, молодежь!

Ты всегда, даже стоя, идешь!

И идешь неизменно вперед!

Ведь тебя что-то новое ждет!

Еще сильнее — гром рукоплесканий, сотрясающий зал. А сейчас передо мной в кресле сидел Северянин, постаревший, вылинявший, длинное бледное лицо, плоховато одет. Его “тринадцатая” — серенькая, неприметная, тоже бедно одетая.

В тот страшный день, в тот день убийственный,

Когда падет последний исполин,

Тогда ваш нежный, ваш единственный,

Я поведу вас на Берлин!

Это “военные” стихи Северянина 1914 года. И вот “он привел нас в Берлин”. Северянин в Берлине дал “поэзоконцерт”. Публики было мало. Когда он читал свои старые, когда-то “знаменитые” стихи, это было еще туда-сюда. Но когда читал новые — было совсем нехорошо:

Народ, жуя ржаные гренки,

Ругает “детише” его:

Ведь потруднее сбыть керенки,

Чем Керенского самого!

Как раз в это время на побывку в Берлин приехал В.Мая-ковский. Они встретились. И даже выступали вместе на каком-то вечере Русского студенческого союза. С ними выступал и Кусиков. Но я не пошел, ибо эгофутурист превратился в ничто, а футурист, “наступив своей песне на горло”, преобразился в сытого казенного пропагандиста. В 1914–1916 годах их можно (и даже интересно) было послушать. Но в 1922 в Берлине — трудновато. Все-таки, по старой знаменитости, Игорь Северянин издал тогда в Берлине в русском издательстве Отто Кирхнера книгу стихов “Падучая стремнина”.